«Автобиография К.Э.Циолковского»
Составлена Н. А. Рыниным на основе письма Циолковского от 11 июня 1926 г.
Автобиография
1926 г.
Составлена Н. А. Рыниным на основе письма Циолковского от 11 июня 1926 г.
Автобиография
1926 г.
Перейти в раздел «Биографии К.Э.Циолковского»
Перейти в раздел «Автобиографии К.Э.Циолковского»
Письмо К. Э. Циолковского к Н. А. Рынину
Глубокоуважаемый Николай Алексеевич.
Посылаю Вам свои автобиографические сведения. Они, может быть, Вам не понравятся, но больше ничего не могу дать, и не спрашивайте.
Против Ваших добрых намерений я, разумеется, ничего не имею и благодарю за них. Фотографию свою высылаю. Она снята летом 1924 г. Это письмо может служить Вам и автографом к Вашей статье о моих трудах.
В Москве сделана по моему проекту латунная модель оболочки моего дирижабля. Она занимает большую мастерскую в коммунистическом университете.
Производит глубокое впечатление и дает веру в осуществимость металлического дирижабля. Длина модели 10 метров, высота — 2 метра. Будут ли продолжаться работы, наверно не знаю.
С совершенным почтением остаюсь
К. Циолковский.
Автобиография К. Э. Циолковского
Родился я 5 сентября 1857 г. в селе Ижевском Спасского уезда Рязанской губернии. Родители были бедны — отец-неудачник, изобретатель и философ. Мать, как говаривал отец, таила в себе искру таланта. Между родными матери были большие искусники.
Мне было лет 8-9, когда моя мать показывала нам, детям, аэростат из коллодиума. Он был крохотный, надувался водородом и занимал меня тогда как игрушка.
На десятом году я оглох от скарлатины, и слух мой плохо восстановлялся. Со сверстниками и в обществе я часто попадался впросак и, конечно, был смешон со своей глухотою. Это удаляло меня от людей и заставляло от скуки читать, сосредоточиваться и мечтать. Оскорбленное самолюбие искало удовлетворения.
Явилось желание подвигов, отличий, и в 11 лет я начал с писания нелепейших стихов.
Лет 14 я получил некоторое теоретическое понятие об аэростате из физики Гано. Попробовал было надуть водородом мешок из папиросной бумаги, но опыт не удался. Кажется, я тогда сильно увлекался механическим летанием с помощью крыльев. Я также делал плохие токарные станки, на которых все-таки можно было точить, устраивал разные машины и, между прочим, коляску, которая должна была ходить во все стороны с помощью ветра.
Модель прекрасно удалась и ходила на крыше, по доске, против ветра. Отец был очень доволен, и изобретателя совлекли с крыши, чтобы показать машину гостям в комнате. Тут опыт также блестяще удавался. Ветер же я производил с помощью мехов.
Потом я уже начал строить коляску для собственных путешествий, отказывался от завтраков, чтобы тратить деньги на гвозди и на разную дрянь. Но подвиг сей не увенчался успехом: отчасти не хватило терпения и материалов, отчасти надоело голодать, отчасти же я стал смекать, что это вещь непрактичная и не стоит выеденного яйца.
Одновременно у меня ходила по полу и другая модель: коляска, приводимая в движение паровой машиной турбинной системы.
Воздухоплаванием, в особенности газовым, я занимался тогда мало; лет 15 — 16 я познакомился с начальной математикой и тогда мог более серьезно заняться физикой. Более всего я увлекся аэростатом и уже имел достаточно данных, чтобы решить вопрос: каких размеров должен быть воздушный шар, чтобы подниматься на воздух с людьми, будучи сделан из металлической оболочки определенной толщины. Мне было ясно, что толщина оболочки может возрастать беспредельно при увеличении размеров аэростата.
С этих пор мысль о металлическом аэростате засела у меня в мозгу. Иногда она меня утомляла, и тогда я по месяцам занимался другим, но в конце концов я возвращался к ней опять. Систематически я учился мало, в особенности впоследствии: я читал только то, что могло мне решить интересующие меня вопросы, которые я считал важными. Так, учение о центробежной силе меня интересовало потому, что я думал применить ее к поднятию в космические пространства. Был момент, когда мне показалось, что я решил этот вопрос (16 лет). Я был так взволнован, даже потрясен, что не спал целую ночь — бродил по Москве и все думал о великих следствиях моего открытия. Но уже к утру я убедился в ложности моего изобретения. Разочарование было так сильно, как и очарование.
Эта ночь оставила след на всю мою жизнь, через 30 лет еще вижу иногда во сне, что поднимаюсь к звездам на моей машине и чувствую такой же восторг, как в ту незапамятную ночь.
Малую дань отдал я и «Perpetuum mobile», но, слава богу, заблуждение продолжалось лишь несколько часов, и причиной его был неправильно понятый магнетизм.
Мысль о сообщении с мировым пространством не оставляла меня никогда. Она побудила меня заниматься высшей математикой.
Потом — в 1895 г. я осторожно высказал разные мои соображения по этому поводу в сочинении «Грезы о земле и небе» и далее (1898 г.) в труде «Исследование мировых пространств реактивными приборами», напечатанном в «Научном Обозрении» (№5, 1903г.).
Астрономия увлекала меня потому, что я считал и считаю до сего времени не только землю, но отчасти и вселенную достоянием человеческого потомства. Мой рассказ «На луне» и статьи «Тяготение как источник мировой энергии» и другие доказывают мой неослабный интерес к астрономии.
Книг было тогда вообще мало, и у меня в особенности. Поэтому приходилось больше мыслить самостоятельно и часто идти по ложному пути. Нередко я изобретал и открывал давно известное.
Я учился творя, хотя часто неудачно и с опозданием. Так, даже в 1881 году я разработал теорию газов, не зная того, что я опоздал на 24 года. Зато я привык мыслить и относиться ко всему критически.
Впрочем, самобытность, я думаю, была в моей природе. Глухота же и невольное удаление от общества только расширили мою самодеятельность.
Неимение книг и учителей делали то же; глухота лишила меня школы, хотя мне и пришлось потом сдавать экзамены и получать права. Я был учителем математики и физики чуть не сорок лет (с 1871 г.). Через мои руки прошло около 500 человек учеников и 2000 девиц, окончивших среднюю школу. Все же учителей, кроме ограниченного количества и сомнительного качества книг, у меня не было, и меня можно считать самоучкой чистой крови.
Я так привык к самостоятельной работе, что, читая учебники, считал более легким для себя доказать теорему без книги, чем вычитывать из нее доказательство. Лишь не всегда это удавалось.
Лет 23 — 24, будучи уже учителем, я представил ряд своих работ — «Теорию газов», «Механику животного организма», «Продолжительность лучеиспускания звезд» — в С.-Петербургское Физико-Химическое Общество. Содержимое их несколько запоздало, т. е. я сделал самостоятельно открытия, уже сделанные ранее другими.
Тем не менее Общество отнеслось ко мне с большим вниманием, чем поддержало мои силы. Быть может, оно и забыло меня, но я не забыл Боргмана, Менделеева, Фандер Флита, Бобылева и в особенности Сеченова.
Лет 25 — 28 я очень увлекся усовершенствованием паровых машин. У меня была металлическая и даже деревянная (цилиндр был действительно деревянный) паровые машины, обе дрянные, но все-таки действующие.
Попутно я делал недурные воздуходувки и разные насосы, которые я никуда не сбывал, а делал только из любознательности и в виде опыта, а также для паяния и кования.
Через несколько лет я все это бросил, потому что ясно увидел, как я бессилен в техническом отношении и по части реализования моих идей; поэтому в 1885 году, имея 28 лет, я твердо решился отдаться воздухоплаванию и теоретически разработать металлический управляемый аэростат.
Работал я два года почти непрерывно.
Я был всегда страстным учителем и приходил из училища сильно утомленным, так как большую часть сил оставлял там. Только к вечеру я мог приняться за свои вычисления и опыты. Как же быть?
Времени было мало, да и сил также, которые я отдавал ученикам; и я придумал вставать чуть свет и, уже поработавши над своим сочинением, отправляться в училище.
После этого двухлетнего напряжения сил у меня целый год чувствовалась тяжесть в голове. Как бы то ни было, но весною 1887 года я делал первое публичное сообщение о металлическом управляемом аэростате в Москве в Обществе любителей естествознания. Отнеслись ко мне довольно добродушно, сочувственно, в особенности Як. Игн. Вейнберг. Делали незначительные возражения, на которые легко было отвечать.
Могли бы сделать и более серьезные возражения, но их не делали благодаря малому знакомству с делами воздухоплавания и недостатком моей рукописи.
Она содержала около 120 писчих листов (480 стр.) и 800 формул (цела и теперь). Профессор Столетов передал ее на рассмотрение профессору Жуковскому. Я не считал свою работу полной и даже просил не делать о ней отзывы, а только для пользы моего дела перевести меня в Москву.
Мне это обещали, но перевод по разным обстоятельствам все-таки не состоялся. Я был совсем болен, потерял голос, пожар уничтожил мою библиотечку и мои модели, но рукопись находилась тогда у проф. Жуковского и хранится у меня до сих пор. Называется она «Теория аэростата». Через год я немного оправился и опять принялся за работу.
Осенью 1890 года через посредство Д.И.Менделеева я послал в имп. Р. Техническое Общество мой новый труд: «О возможности построения металлического аэростата». Вместе с тем я выслал модель аэростата, складывающегося в плоскость, в 1 арш. длины.
Вскоре из газет я узнал, что Общество нашло мои выкладки и идеи вполне правильными. Затем мне выслали и копию с мнения VII отдела Техн. Общества. Разумеется, этот отзыв влил в меня некоторое количество бодрости.
Труд о летании посредством крыльев показал мне, что этот способ требует далеко не такой малой энергии, как кажется с поверхностного взгляда, что впоследствии и подтвердилось на практике. Вследствие этого меня опять стало клонить к аэростату.
Помню, очень напряженные занятия привели меня к новому труду, называвшемуся «Аэростат металлический управляемый». Один из моих братьев и мои знакомые помогли мне издать его в 1892 г.
Кажется, никогда я не испытывал такого блаженства, как при получении (уже в Калуге) корректуры этого труда.
В 1894 году я отдал последнюю дань увлечения аэропланом, напечатав в журнале «Наука и Жизнь» теоретическое исследование «Аэроплан», но и в этом труде я указал на преимущество газовых, металлических, воздушных кораблей.
Споры об аэростате и аэроплане снова натолкнули меня на мысли заняться опытами по сопротивлению воздуха. Г. Поморцев и другие теоретики находили сопротивление аэростатов громадным.
Мои опыты показали, что оно далеко не так значительно и коэффициент сопротивления уменьшается с увеличением скорости движения аэростата. Опыты производились отчасти в комнате, отчасти на крыше, в сильный ветер. Помню, как я был радостно взволнован, когда коэффициент сопротивления при сильном ветре оказался мал; я чуть кубарем не скатился с крыши, и земли под собою не чувствовал.
Сочувствие прессы к моим трудам сопровождалось пожертвованиями от разных лиц на дело воздухоплавания. Всего получено было мною 55 рублей, которые я и употребил на производство новых опытов по сопротивлению воздуха. Принимал я эти деньги со скрежетом зубов и затаенной душевной болью, так как некоторые, не поняв статьи Голубицкого, помещенной о моих работах в «Калужском Вестнике» (1897 г.), прямо жертвовали на бедность. Я даже заболел, но все-таки терпел, надеясь на возможность дальнейших работ. Но, увы, несмотря на порядочный шум газет, сумма оказалась чересчур незначительной. Так, Питер выслал 4 рубля, но утешил меня тем, что своими лептами не оскорбил меня, жертвуя только на воздухоплавание. Как бы то ни было, спасибо Обществу и за то, так как я многое разъяснил себе произведенными опытами, которые описал, так же, как и устроенные мною приборы, в «Вестнике опытной физики» в статье «Давление воздуха на поверхности, введенные в искусственный воздушный поток» (1899 г.). Работа эта была предоставлена мною в имп[ераторскую] Академию Наук.
Академик Рыкачев сделал о ней благоприятный доклад Академии, которая, благодаря этому, выдала мне по моей просьбе 470 рублей на продолжение опытов.
Года через полтора мною был послан в Академию подробный доклад об опытах, состоящий из 80 писчих листов текста и 58 таблиц-чертежей. Краткое извлечение из этого доклада было поздней напечатано под заголовком: «Сопротивление воздуха и воздухоплавание». После этой работы я некоторое время продолжал свои опыты, которые, связанные отчасти с разными вычислениями, постепенно выясняли мне истину сопротивления воздуха. Каждый трудовой шаг приближал меня к ней и был вернее предшествующего, но и последний мой шаг не донес меня, конечно, до истины абсолютной.
Я бы желал еще предпринять это путешествие по стезям истины, но где взять силы. Где взять средства и поддержку?
При своих опытах я сделал много новых выводов, но новые выводы встречаются учеными недоверчиво. Эти выводы могут подтвердиться повторением моих трудов каким-нибудь экспериментом, но когда же это будет?
Тяжело работать в одиночку многие годы, при неблагоприятных условиях, и не видеть ни откуда ни просвета, ни поддержки. Правда, изредка я встречал и сочувствие. Например, в Калуге целая группа техников-практиков признала мой проект воздушного корабля осуществимым.
Почему же после этого не надеяться, что он будет признан таким же и всеми мыслящими и знающими людьми. А тогда и до осуществления недалеко.
В двадцатых годах, по слабости здоровья, я оставил учительский труд. Хотя на лекциях мне приходилось больше говорить, чем слушать, хотя мне не нравились ученические экзамены, но это не мешало мне любить свою учительскую деятельность. Только она отнимала у меня все силы и оставляла очень немного для пополнения знаний и самостоятельных трудов. Писал, вычислял и работал руками я больше всего на праздники и каникулы.
Я разработал некоторые стороны вопроса о поднятии в пространство с помощью реактивного прибора, подобного ракете.
Математические выводы, основанные на научных данных и много раз проверенные, указывают на возможность с помощью таких приборов подниматься в небесное пространство и, может быть, основывать поселения за пределами земной атмосферы. Пройдут, вероятно, сотни лет, прежде чем высказанные мною взгляды найдут применение, и люди воспользуются ими, чтобы рассеяться не только по лицу земли, но и по лицу всей вселенной.
Почти вся энергия солнца пропадает в настоящее время бесполезно для человечества. (Земля получает в два миллиарда раз менее, чем испускает солнце).
Что странного в идее воспользоваться этой энергией? Что странного в мысли воспользоваться и окружающим земной шар беспредельным пространством? Во всяком случае, неужели грешно высказывать подобные идеи, раз они являются плодом серьезного труда.
Тугой слух с детства, разумеется, сказался в полном незнании жизни и в отсутствии связей. Может быть, это послужило и причиною того, что даже к 68 годам моей жизни я не выдвинулся и не имел серьезного успеха.
Вся моя жизнь состояла из размышлений, вычислений, практических работ (две грыжи нажил) и опытов. Меня всегда сопровождала домашняя мастерская. Если она разрушалась, например, при пожаре или наводнении, то я снова ее заводил или пополнял.
Скучно говорить о себе и мелочах жизни, когда так много осталось еще нерешенных вопросов, незаконченных или неизданных трудов. Самое главное еще впереди. Хватит ли сил, успею ли осуществить эти задуманные работы?
Константин Циолковский.
Составлено Рыниным на основании личного его письма от 11 июня 1926 г., автобиографического очерка, помещенного в его книге «Простое учение о воздушном корабле», Калуга, 1904 г.; предисловия к его книге «Вне Земли», Калуга, 1920 г. и автобиографии в книге «Космические ракетные корабли», Калуга, 1929, стр. 3.
Как следует из текста автобиографии, она была составлена Н. А. Рыниным на основании письма К. Э. Циолковского и других источников. Опубликована в качестве предисловия к книге: Н. А. Рынин. К. Э. Циолковский. Его жизнь, работы и ракеты. — Л., 1931. -С.8-15.
Статья публикуется по изданию «К. Э. Циолковский: философия космизма», Алексеева В. И., М.: Самообразование, 2007, С- 293-299
Вы ознакомились с автобиогафической статьей Константина Эдуардовича Циолковского.
Хотите узнать больше? На нашем сайте в разделе «Научное наследие» вы найдете множество его статей, доступных как для онлайн-чтения, так и для бесплатной загрузки в формате PDF.
Приятного погружения в мир мыслей и идей великого ученого!