Автобиографические заметки К. Э. Циолковского как источник для изучения жизни и деятельности ученого

Опубликовано автором tsiolkovsky_admin

Автор: Желнина Т.Н.

Источник: Автобиографические заметки К.Э.Циолковского как источник для изучения жизни и деятельности ученого. // Из истории авиации и космонавтики. Вып.49., 1984. С.61-93.

Данная статья содержит попытку источниковедческой характеристики автобиографических заметок К.Э.Циолковского. В источниковедческой литературе справедливо указывается на необычайную сложность этого вида источников, обусловленную специфическими особенностями отражения в них исторической действительности /I, с.243/. Эти особенности состоят в том, что сам подбор описываемых событий, их организация определяются автором, а стержнем изложения выступает авторская концепция. Первоисточником написания автобиографий является память, которая способна сохранять живое непосредственное восприятие действительности. Вместе с тем она может быть причиной искажений и неточностей во времени, месте и последовательности описываемых событий /I, с.245/. Особенностью автобиографий (как всех источников личного происхождения), существенно влияющей на их содержание, является высокая степень субъективности при восприятии прошлого. Субъективизм автора, передающего свой жизненный опыт свои наблюдения и переживания, пересказывающего события прожитой жизни, может оказать решающее воздействие на полноту и достоверность автобиографических записок. Вместе с тем специфика автобиографий определяет и их значение, т.к. oни, как никакие другие, источники, отражают психологический фон жизни и деятельности людей. Кроме того, они могут содержать факты о прошлом автора, не зафиксированные в других источниках.

Отмеченные выше особенности в полной мере присущи автобиографическим заметкам Циолковского. Поэтому, с одной стороны, привлечение их в качестве источников при изучении биографии ученого является обязательным требованием, без учета которого невозможно эффективное исследование жизненного и творческого пути основоположника космонавтики. С другой стороны, необходимо помнить, что недостаточно критическое отношение к воспоминаниям Циолковского, не зная их особенностей может привести к ошибкам фактического и оценочного характера.

В одной статье трудно подробно раскрыть все вопросы источниковедческой критики автобиографических заметок Циолковского. В первую очередь представляется целесообразным:

1. дать общую характеристику состава массива автобиографических заметок ученого и истории его возникновения;

2. рассмотреть особенности автобиографических заметок Циолковского и оценить в целом их информативные возможности;

3. рассмотреть влияние издательской практики на содержание и характер автобиографий Циолковского.

Автобиографические заметки Циолковского можно объединить в две большие группы. К первой относятся собственно автобиографии с их специфическими функциями, написанные в виде самостоятельных произведений /2-13/ (1). Вторую группу составляют автобиографические фрагменты, входящие в состав не мемуарных по происхождению и целевой установке источников: личных и деловых писем /14-17/, документов служебного характера /18-20/, предисловий к собственным научным работам ученого /21-24/ и работам других авторов /25; 26/, а также отдельные фрагменты и наброски /27-30/. Названные автобиографические заметки Циолковского неотделимы друг от друга. Их необходимо рассматривать в совокупности, как единое цельное автобиографическое повествование, состоящее из разнообразных сообщений, объединенных общностью замысла, целей и позиции автора. Ядро этого повествования составили заметки первой группы, обладающие всеми признаками мемуаров. Учитывая, что именно они занимают основное место в автобиографических материалах ученого, в дальнейшем мы будем рассматривать только их.

История автобиографий Циолковского охватывает довольно длительный период времени — 31 год (текст первых автобиографических заметок Циолковского, сохранившийся только в печатном издании, датируется 1904 г. /2/, а текст его последних автобиографических заметок относится к январю 1935 г. /13/. К решению написать воспоминания о своей жизни Циолковский пришел не сразу. Когда в 1901 г. к нему обратился, петербургский литературовед А.И. Яцимирский с просьбой дать автобиографию для сборника «Галерея русских самородков», ученый ответил на нее категорическим отказом. Он мотивировал его, во-первых, преждевременностью публикации каких-либо сведений о себе, тем более исходящих от него самого, т.к. считал свои достижения в науке слишком скромный, а во-вторых, занятостью. «Я бы с удовольствием исполнил Ваше желание, — писал он, — если бы: I) я был твердо уверен, что я действительно самородок, 2) если бы мне не было совестно писать о самом себе и показывать сбою физиономию публично, как нечто заслуживающее внимания, 3) и, наконец, если бы я не был занят… Я еще надеюсь потрудиться над тем, что я считаю наиболее важным…» /36/. Только три года спустя Циолковский опубликовал короткие автобиографические заметки, в которых сделал общее обозрение своих опубликованных трудов, уделив основное внимание истории работ в области воздухоплавания и аэродинамики /2/. никаких сведений о своем происхождении, образовании, родителях, педагогической деятельности ученый еще не счел нужным сообщать. О детских и юношеских годах он упоминал здесь лишь вскользь с целью показать свою давнюю увлеченность идеей полета в воздухе и за атмосферой. Вместе с тем уже первые автобиографические заметки Циолковского содержали ряд сообщений, раскрывавших чувственную сферу личности молодого ученого, его переживания, настроения, увлечения.

В течение последующих двадцати лет ученый решительно отклонял все просьбы рассказать о себе подробнее. Всего несколько строк написал он в ответ на такую просьбу Я.И.Перельмана в письме от 8.09.13 г.. /14/ (2).

Не менее коротким был и его ответ членам Калужского общества изучения природы и местного края в письме от 12.10.19 г. (3) Циолковский, правда, не называл прямо причин, которые удерживали его от работы над жизнеописанием. Можно только догадываться, что, с одной стороны, он чувствовал себя не совсем готовым к воссозданию своего прошлого, потому что его мысль была настроена на то, что свершалось им в настоящем, и на то, что ему предстояло сделать в будущем. С другой стороны, в глубине души Циолковский, видимо, продолжал считать, что он имеет много научных долгов, т.е. много работ, удовлетворявших его личные научные интересы, но не изложенных для публикации и потому не ставших научным достоянием. Любопытно, однако, что за несколько месяцев до написания процитиpoванного письма в Калужское общество любителей природы и местного края Циолковский предпринял первую попытку осмыслить прожитое, выдать истоки, движущие силы своего творчества. Результатом ее стали записки с характерным названием.»Из автобиографии. Как дошел? Фатум, судьба, рок» /3/, в которых ученый хотел дать ответы на вопросы: что обусловило формирование и проявление его творческих наклонностей; какие обстоятельства предопределили течение его жизни по определенному руслу. Одновременно с поиском ответов на эти вопросы у него складывался замысел проследить, описать свою жизнь буквально по годам. Об этом свидетельствуют заметки под названием «Хронология», датированные 29.07.19 г., т.е. той же датой, что и конец текста «Из автобиографии». «Хронология» представляет собой перечень разрозненных, видимо, наиболее ярко сохранявшихся в памяти ученого впечатлений и событий, пережитых им в детские годы, каждое из которых он старался хотя бы приблизительно датировать /3, л.7, 7 об/. Судя по всему, автобиографические заметки Циолковского 1919 г. не предназначались для чтения посторонними людьми. Они писались ученым явно «для себя».

Автобиографические заметки Циолковского, рассчитанные на распространение среди желающих познакомиться с его жизнью, появляются в первой половине 20-х годов. К ним прежде всего относятся заметки «Автобиография» /4/, переработанные затем в «Автобиографические черты» /5/. Сопоставление их текстов показало, что они характеризуют различные этапы работы ученого над очередными воспоминаниями и соотносятся друг с другом как первоначальный вариант /4/ и основной текст /5/. Необходимо остановиться на датировке этих заметок. Время создания их первого варианта Циолковский обозначил только хронографической частью даты — 1924 г. /4, л.1/. Однако его можно датировать и более точно — не позднее 1.07.24 г. на основании имеющегося на машинописном экземпляре текста штампа редакции «Транспечать НКПС» с входящим номером от 1.07.24 г. /4, л.1/. Видимо, ученый посылал «Автобиографию» в эту редакцию, откуда она была возвращена ему обратно. Требует уточнения и дата окончательного текста. Циолковский пометил его 1927 г. /5, л.1/ однако это находится в некотором противоречии со следующим сообщением в тексте: «Тугой слух с детства, разумеется, сказался в полном незнании жизни и отсутствии связей. Может быть это послужило и причиной того, что даже к 68 годам моей жизни я не выдвинулся и не имел серьезного успеха» /5, л.2/. Как известно, 68 лет Циолковскому было в 1925 году, а не в 1927 г. (4). Кроме того, сопоставление текста «Автобиографических черт» с текстом биографического очерка, опубликованного в книге Н.А.Рынина /38, с.8-15/ и составленного на основании автобиографических сведений, изложенных на страницах изданных к тому времени работ ученого, а также на основании заметок, присланных им Рынину вместе с письмом от 11.06.26 г. (см. письмо /38, с.8/), показало, что Николай Алексеевич получил от ученого именно текст «Автобиографических черт», а не первоначальный вариант заметок 1924 г. (5) Следовательно, было бы правильнее датировать «Автобиографические черты» 1925 г. – не позднее 11.06.1926 г. С точки зрения содержания заметки «Автобиография» и «Автобиографические черты» мало чем отличались от заметок /2/. Циолковский был по-прежнему немногословен: несколько строк о родителях и самообразовании, да короткий обобщающий рассказ о педагогической работе, — вот и все что он сообщал о себе. Как и раньше, внимание ученого было занято исключительно научными трудами (6). Однако постепенно отношение Константина Эдуардовича к написанию автобиографических заметок начало меняться, что было связано, в частности, с появлением в печати статей и книг о жизни и деятельности ученого. Трактовка авторами некоторых из них отдельных обстоятельств его жизненного и творческого пути, не совсем удовлетворяла Циолковского. Так, по поводу биографического очерка, написанного Д.И.Малининым /39/, он писал: «Недостатки: I) много личных ошибок, 2) повторяет чужие ошибки, 3) умалчивает о хорошем, 4) пристрастное отношение, 5) противоречие между началом и концом, 6) непонимание минувших времен, 7) исправить трудно, 8) незначительное содержание» /28/. Этот очерк действительно содержал немало как фактических ошибок, так и неверных объяснений обстоятельств, принципиально важных для понимания особенностей личности Циолковского и его творческой биографии. Например, были искажены причины, побудившие его заниматься самообразованием, думается, что не могло не вызвать возражения Константина Эдуардовича и замечание Малинина о том, что как ученый он утверждался «в боях с бедностью, лишениями, недоброжелательством и замалчиванием его чиновными «авторитетами», которые в лучшем случае смотрели на талантливого самоучку с обидным покровительственным снисхождением» /39, с.12/. В этих словах была только половина правды. Циолковский всегда подчеркивал, что крупные научные авторитеты, ученые с мировым именем заинтересованно относились к его работам и, высоко оценивая их, всячески содействовали приобщению его к науке. Не случайно, а автобиографии Циолковский снова специально подчеркнул: «На мои научные работы обратили внимание Голубицкий, Столетов, Жуковский, известная Ковалевская и многие другие. Они перетащили меня в Калугу (7) /8, л.3/.

Особенно много раздумий у Циолковского вызвал биографический очерк Н.Д.Моисеева, в котором он был изображен принципиальным одиночкой, сторонившимся общества коллег, не испытывавшим необходимости в общении с ними и совместных работах /41/. Видимо, в связи с этим очерком Константин Эдуардович написал горькие слова: «Моя автобиография не может быть понята здоровыми по очень простой причине: сытый голодного не разумеет» /27, л.7об/. Любопытно, однако, что познакомившись с очерком Моисеева и найдя в нем явные неточности и ошибки, Циолковский не стал препятствовать его публикации. Он писал: «Биография моя в изложении профессора Моисеева, хотя имеет недостатки, но может в силу этих недостатков оказаться поучительной для потомства. Поэтому я ее прошу оставить без всякого изменения. В сущности я должен благодарить профессора Моисеева. Другие относятся ко мне еще страннее» /30, л.5 об/.

Циолковский решил сам исправить ошибки своих биографов. Начиная с 1928 г., он написал ряд автобиографических заметок, в которых учитывался опыт написания его биографии другими авторами, и которые постепенно приближались ко все более полному охвату событий его жизни и творчества /6-12/. Наиболее подробными из них являются заметки «Черты из моей жизни», явившиеся как бы итогом многочисленных попыток ученого написать воспоминания о прожитом /12/ Специальное текстологическое исследование позволило восстановить историю текста этой автобиографии Циолковского. Начало работы над ней относится к 14.10.32 г., когда вернувшись к замыслу 1919 г. воссоздать по периодам и даже по отдельным годам пережитое, Циолковский написал автобиографию «Моя жизнь» /10/. Ее объем составил около 10 страниц машинописного текста, но по своей структуре она более чем все предыдущие автобиографические заметки ученого, отвечала характеру жизнеописания. При написании многих ее фрагментов он использовал наброски «Хронология» 1919 г. /3, л.7, 7об/. Но эта автобиография уже не удовлетворяла Циолковского, который, видимо, все больше и больше осознавал потребность не просто пересказать свою жизнь в назидание другим, а проанализировать ее, осмыслить пройденный путь, воскресить в памяти минувшее. С этой целью он, использовал один из экземпляров машинописного текста «Моей жизни», подверг эту автобиографию переработке, значительно расширив ее. Название новой редакции автобиографии не изменилось, объем же ее составил более 50 страниц машинописного текста. Ныне черновая рукопись этой редакции хранится в Архиве АН СССР, а один из экземпляров машинописи в архиве Государственного музея истории космонавтики имени К.Э. Циолковского (ГМИК) /II/. Ни черновая рукопись, ни машинопись не датированы, но из письма Циолковского Б.В.Рюмину от 3.03.33 г. следует, что вторая редакция текста автобиографии «Моя жизнь» была написана не позднее этой даты (8).

Однако и на этом этапе работы над текстом наиболее полной автобиографии Циолковский не остановился. В 1934 г. он подверг текст второй редакции «Моей жизни» некоторому сокращению, изъяв из него несколько эпизодов личного, интимного характера, а также дополнил его предисловием и заключительной главой «Знаменательные моменты моей жизни». Так возникла третья, последняя редакция текста автобиографии, которая и получила название «Черты из моей жизни» /12/. Хотя Циолковский датировал ее январем 1935 г., представляется, что основная работа над ней была выполнена в 1934 г. а в 1935 г. в нее была внесена последняя правка. Об этом можно заключить, исходя из того, что содержание предпоследней и последней глав автобиографии «В Калуге (1892-1934, 35-77 лет)» и «Знаменательные моменты моей жизни» охватывает период по 1934 г. (9). В качестве предисловия к автобиографии ученый использовал фрагмент «Почему из меня не вышел деятельный революционер», написанный I.I2.34 г. /44/.

Таким образом, наиболее полная автобиография Циолковского создавалась в течение нескольких лет: с 14.10.32 г. по январь 1935 г. В процессе работы над ней было написано три редакции текста (10).

Из сделанного обзора видно, что все автобиографические заметки Циолковского неразрывно связаны между собой генетически и функционально: при написании очередных заметок ученый всегда в определенной степени учитывал изложенное в предыдущей автобиографии, последовательно развивая его, стремясь ко все более полному охвату событий прошлого (см. схему). Однако это вовсе не означает, что информация, изложенная Циолковским в более поздних воспоминаниях полностью поглощает сообщения, содержавшиеся в ранних заметках.

Отличительная черта его автобиографий в том и состоит, что каждая из них обязательно содержит уникальные, не повторяющиеся в других заметках сведения, отражающие отдельные грани жизни и деятельности ученого.

Если попытаться определить основную тенденцию автобиографического повествования Циолковского, то в качестве таковой в первую очередь следует назвать постепенно формировавшееся стремление ученого к анализу собственной биографии. От фрагментарного описания прошлого он пришел к выявлению методологических, организационных, психологических, физиологических, наследственных, историко-социальных аспектов своей деятельности. В автобиографиях 1919 г. /3/, 1935 г. /12;13/ Циолковский пытался прежде всего разобраться в закономерностях своего творчества. И делал он это не с целью отвлеченного «самокопания» а придя к пониманию социальной значимости своего жизненного опыта. Не удивительно, что с 1933 г. он предпринял попытки опубликовать свои автобиографические заметки (см. напр., 42; 43; 45-47).

Рассмотрим коротко особенности автобиографических заметок Циолковского. Все внимание ученого сосредоточено на описании действий и поступков, совершенных им лично, на показе собственного внутреннего мира, состояния или хода своих мыслей. Даже характеристику родителям он дает с целью показать возможное влияние на него наследственности. Основным первоисточником воспоминаний Циолковского являлась память. Лишь в некоторых случаях он использует другие источники, ссылаясь на них или цитируя их.

Наряду с описанием многочисленных конкретных фактов Циолковский широко применял и различные формы обобщенного изображения событий прошлого. Одна из них представлена репрезентативным отражением событий. Нередко ученый рассказывал о конкретных эпизодах, которые имели не только самостоятельное значение, но были типичными и наиболее яркими в ряду однородных событий, оставшихся за рамками повествования. В такой именно форме Циолковский воспроизводил события своего детства, юности, педагогической деятельности. Другой формой обобщенного рассказа, использовавшейся ученым было количественное отображение прошлого. Полагая, что в наступлении событий, означавших поворотные моменты в его жизни и творчестве, существовала определенная закономерность, Циолковский использовал неоднократно для ее выявления различные подсчеты.

Одной из особенностей автобиографий /10-12/ являются буквенные обозначения некоторых собственных имен и географических названий. Расшифровка большинства из них не вызывает затруднений, т.к. ученый подчас использовал наряду с сокращениями и полные собственные имена и географические названия. Исключение составляют до сих пор не расшифрованные фамилии «известного миллионера Ц.» /12, л.12/, с дочерью которого молодой Циолковский состоял в переписке, «студента Б.» — его московского знакомого /12, л.II об/, а также «помещика М.», детям которого он давал уроки /12, л.16/.

Особо нужно остановиться на обозначении К.Э. Циолковским названия одного из городов, в которых он проживал с родителями, буквой «П» /12/. В.Г. Пленковым обнаружены документы, из которых следует, что в период, в течение которого по свидетельству ученого, он жил в «городе П», местом жительства семьи Циолковских была Вятка (см.подробнее /48;49/). Однако до сих пор неясно, почему в качестве условного названия Константин Эдуардович прибег к обозначению «город П.», а не «город В» (по аналогии с обозначением названий других городов: Боровска -‘»Б», «Рязани — «Р»). Вообще географическое название «Вятка» встречается в автобиографических заметках Циолковского только один раз — в ‘»Хронологии» 1919 г. (напомним, что эти заметки не предназначались для чтения другими людьми) — в сообщении об отъезде Э.И. Циолковского в этот город в конце 60-х годов /3, л.7 об./. В анкете /19/, отвечая на вопрос в каких городах ему довелось проживать, ученый указал только Москву, Боровск, Рязань /19, л.2/.

В зависимости от структуры сообщаемой ученым в воспоминаниях информации, можно выделить три основные группы сведений, изложенных в них:

1) сообщения о процессах-действиях;

2) сообщения о явлениях интеллектуально-психологического характера;

3) сообщения о времени свершения тех или иных событий.

Использование этой информации предполагает в качестве обязательного условия анализ ее достоверности. Заметим сразу, что Циолковский не дает повода для упреков в намеренном искажении или замалчивании своего прошлого. Напротив, он предельно откровенен, неоднократно подчеркивая это: «Мне совестно интимничать, но не могу же я лгать» /12, л.17/. Или: «В сущности ничего необычного и в этой моей поре детства не замечается. Но я пишу, что было. Истина, хотя бы и не блестящая, всего выше» /12, л.10об./. И это не пустые слова, а выражение жизненного и творческого принципа ученого. Однако на происходившее с ним Циолковский смотрел со своей точки зрения и в своих оценках мог быть прав и неправ. Так, например, он склонен был считать глухоту единственным фактором, обусловившим проявление в юности его способностей. Это мнение ученого вызвало сегодня справедливое возражение специалистов, Т.к. при этом он явно не учитывал силы своих способностей, условий формирования его творческой личности (11).

Кроме того, в силу естественных ограничений памяти и в силу слабой осведомленности о некоторых событиях, Циолковский допускал некоторые неточности и противоречия. Особенно много неточностей вами выявлено в информации о времени. Анализ достоверности временной информации нами проводился в двух аспектах: в плане сопоставления указаний о времени свершения различных событий, приведенных в разных автобиографических заметках, а также в плане сравнения их с временной информацией, содержащейся в других источниках (с этой целью привлекались рукописные и опубликованные труды ученого, официальные документы, воспоминания его знакомых и близких). В результате анализа установлено, что Циолковский по-разному указывал на время болезни, после которой наступила глухота: в четырех случаях он отмечал, что переболел скарлатиной «на 10 году» /4, д.1; 6, л.1; 7, л.5; 9, л.1/, однако два его высказывания по этому поводу звучат более неопределенно «лет 10-11» /3, л.1; 12,л.7/. Некоторая противоречивость замечена и в сообщениях ученого о времени проявления у него склонности к самостоятельному изучению учебной литературы. Так, он относит начало занятий самообразованием к 14-летяему возрасту /7, л.5; 9, л.2; 12, л.10/, к 14-15-летнему /3, л.2; 6, л.2/, 15-16-летнему /7, л.5/. По-разному Циолковский датирует и рождение своих родителей. Рождение Э.И.Циолковского он относит то к 1820 г. /6, л.1/, то к 1821 г. 17, л.5/ (12). Рождение М.И. Циолковской датируется им то 1830 г. /6, л.1; 9, л.1 то 1832 г. 17, д.5/ (13).

Проверка некоторых других сведений Циолковского о времени показала, что он допустил также следующие неточности:

1. Ошибочно отнес поступление на должность учителя в Калужскую 6-ю советскую единую трудовую школу 2-ой ступени к 1917 г. /7, л.5 об./, тогда как это произошло в 1918 г.

/53/.

2. Ошибочно датировал поступление на работу в Калужское епархиальное женское училище 1898 г. /6, л.2 об; 10, л.6/. В действительности это произошло не ранее 5 февраля 1899 г. /54/.

3. Ошибочно датировал выход на пенсию с должности учителя Калужской 6-ой советской единой трудовой школы 2-ой ступени 1920 г. /4, л.10 об.; 5, л.2; 5, л.2; 7, л.5 об.; 8, л.4; 12, л.27 об./. В соответствии с документом /55/ Циолковский был освобожден от обязанностей преподавателя школы «ввиду его болезни и преклонности лет» с 1 ноября 1921 г.

Необходимо отметить, что не все временные сведения в автобиографических заметках Циолковского можно проверить. В частности трудно подвергнуть проверке показаниями других источников большинство сведений, изложенных в «Хронологии» 1919 г. /3, л.7-7 об/. Сам ученый сомневался в точности многих из них, о чем свидетельствует знак вопроса, поставленный им рядом с датами. Учитывая сказанное, следует весьма осторожно подходить к информации о времени, содержащейся в его автобиографиях.

Однако нужно иметь в виду, что в автобиографических заметках Циолковского может иметь место и видимая противоречивость в показаниях, объясняемая неточностями, допущенными ученым при выражении той или иной мысли. Вот пример такой видимой противоречивости. В автобиографии /12/ Константин Эдуардович дает такую характеристику своему отцу: «Особенным польским патриотом не был, говори он всегда по-русски, и мы не знали польского языка … По-польски и с поляками говорил редко» /12, л.З/. И далее: «Отношение к русскому правительству было скрыто враждебное, но кажется, здесь была значительная примесь польского патриотизма» /12, 8 об./. Взятые вне контекста эти два сообщения Циолковского явно противоречат друг другу. На самом деле недоразумение объясняется тем, что ученый не совсем удачно сформулировал свои мысли, в первом случае он имел в виду, что его отцу не были свойственны националистические настроения, что он оценивал людей не по национальности или вероисповеданию, а по их убеждениям и нравственным качествам. Bo-втором же случае Циолковский хотел подчеркнуть, что его отец, как человек прогрессивных взглядов, подобно всей передовой русской интеллигенции царской России, не мог не сочувствовать движению польского народа за национальную независимость. Реакционная колониальная политика царизма вызывала у Э.И. Циолковского естественное чувство возмущения. Таким образом, приведенные высказывания Циолковского, прочитанные в контексте, хорошо согласуются между собой и содержат важную характеристику передовых взглядов Э.И. Циолковского.

Наличие некоторых неточностей в автобиографических заметках Циолковского, вызванных ошибками памяти или слабой осведомленностью ученого, хотя и требует от исследователей дополнительных усилий, связанных с привлечением дополнительных источников, ни в всей мере не перечеркивает ценность воспоминаний ученого. Можно сказать, не боясь преувеличения, что без них много в жизни Циолковского для нас оставалось бы неясным. Имеется целый комплекс проблем, при изучении которых автобиографические заметки ученого, как вид источника, представляются незаменимыми. В числе этих проблем: условия формирования и функционирования творческой личности Циолковского, эволюция его мировоззрения, история создания и опубликования научных трудов, характер ученого, его привязанности интересы, увлечения, душевное состояние в различные периоды жизни и творчества, мотивы творчества, его знакомства, научные и деловые связи.

Но, пожалуй, наиболее важное значение автобиографических заметок Циолковского на современном этапе исследования его биографии состоит в том, что они подсказывают определенный методологический подход к изучению его жизни и деятельности. К настоящему времени в биографической литературе о Циолковском утвердился проблемный принцип исследований в сочетании со статической схемой изложения. Как правило, биографический очерк оторван от характеристики его работ в различных областях науки, рассматриваемых «по степени важности». Такой подход однако не только не дает возможности проследить за постоянной сменой тематики в исследованиях ученого и воспринять его творчество как единый поток взаимосвязанных и взаимообусловленных идей, но исключает возможность ввести в изложение этапы развития общественного движения и связь с ним ученого. Статичность данной схемы сказывается и в отрыве биографического фона от научного творчества Циолковского. Оно словно стоит на месте и изолировано от автора, его жизни, эпохи, развития науки. Между тем, сам Циолковский предлагает нам другую структуру: он анализирует свое творчество сквозь призму жизненных событий, которые ему довелось пережить, стремясь выявить как внутренние факторы творчества, так и внешние. У Циолковского тесно переплетаются творчество и биографический поток событий, этап за этапом у него проходят жизнь и создание научных трудов. И в этом отношении лучшим биографом Циолковского пока что остается сам Циолковский.

Думается, что в дальнейшем будет возрастать интерес исследователей не только к сообщениям фактического или интеллектуально-психологического характера, содержащимся в автобиографических заметках Циолковского, но прежде всего к методологическим принципам, которыми он руководствовался, анализируя прожитое и достигнутое.

Автобиографии Циолковского всегда будут находится в числе источников первостепенной важности, поэтому немалый интерес представляет рассмотрение воздействия издательской практики на их содержание, т.к. чаще всего используются именно опубликованные автобиографии и необходимо выяснить, с какой степенью доверия можно относится к их печатным текстам. /em>

С этой целью все выявленные печатные тексты автобиографических заметок Циолковского /38, с.8-15; 56-64/ были сопоставлены с авторскими рукописными и машинописными текстами. (Печатный текст автобиографии /2/, как не имеющий рукописного коррелята, сравнительному анализу не подлежал, однако, учитывая, что его издание осуществлялось при непосредственном участии ученого, можно допустить, что он не подвергался редакционной правке). Сравнительный анализ показал:/em>

1. Одним из каналов, по которым автобиографические заметки Циолковского в начале 1930-х годов попадали в печать, были книги о его жизни и деятельности /38; 65/. Для авторов этих книг Я.И. Перельмана и Н.А. Рынина, стремившихся как можно более полно осветить жизненный и творческий путь ученого, было характерно объединение в один рассказ отдельных автобиографических заметок Циолковского или их фрагментов. Так, Н.А.Рынин /38, с.8-15/ составил «автобиографию К.Э. Циолковского» из автобиографических заметок /2; 5/ и предисловия ко второму изданию повести «Вне Земли» /66, с.1-9/ (14). Я.И. Перельман поместил в книге /65, с.9-14/ текст автобиографии /6/, дополненный выдержками из заметок /5; 7/, и соединенный с автобиографическими заметками /2/. В целом Перельман и Рынин придерживались точной передачи текста автобиографических заметок ученого, однако в отдельных случаях вносили в него некоторые исправления, касавшиеся как стиля, так и содержания (имело место изъятие отдельных предложений).

Первая специальная публикация автобиографии Циолковского относится к 1932 г. /57/. Характерной чертой изданий /57-63/ следует назвать невысокое археографическое оформление публиковавшихся текстов, (они не сопровождались ни легендами, ни научно-справочным аппаратом). Второй их недостаток касался приемов передачи авторского текста и состоял в неосторожном вторжении в текст автора, из которого, нередко без всяких оснований, изымались отдельные фрагменты, предложения, причем редакторские купюры не оговаривались. Иногда редакторы «подправляли» текст Циолковского, что также не могло не сказаться на содержании его автобиографических заметок.

Например, в тексте заметок «Черты из автобиографии», опубликованных в 1932 г., из абзаца: «Студенты университета и уездные учителя в старину пользовались сходными правами. И те и другие состояли в ХП классе. Уездных учителей переводили в средние школы даже если они не проходили университета» /57, с.8/ был изъят конец: «Это сходство позволило мне с некоторым риском и для избежания соблазна выставлять себя иногда в анкетах как человека с высшим образованием, что конечно, было неточно» /8, л.3/. Было также изменено содержание абзаца: «Только после революции, когда я попал в трудовую советскую школу второй ступени, переменились отношения: отчуждение осталось, но не было мелкой, классовой нетерпимости. Меня радовала свобода преподавания, отсутствие экзаменов, отметок и братские отношения к ученикам» /8, л.4/. В печатном тексте он выглядел так: «Только после революции, когда я попал в трудовую советскую школу второй ступени, отношение ко мне переменилось и я почувствовал радость свободной работы в условиях нормальных взаимоотношений» /57, с.8/.

Ряд серьезных отклонений от правил издания исторических источников выявлен при сопоставлении с оригиналом печатных текстов автобиографических заметок «Черты из моей жизни», опубликованных в 1938 и 1939 гг. /60; 61/ (15) (поскольку сопоставление их между собой показало, что они в основном идентичны, отмечая выявленные нами редакторские погрешности, мы делаем ссылки только на текст 1939 г.). В частности, они содержали малообоснованные сокращения (например, был изъят рассказ ученого о С.Наливайко, которого он по семейному преданию считал своим предком; его воспоминания о своей увлеченности философскими проблемами, о некоторых детских впечатлениях; авторский текст главы «Рождение» в них был заменен одним предложением «Родился я 5 сентября 1857 г.» /61, с.17/, авторский текст главы «Первые впечатления» передан отрывочно, название этой главы отсутствует /61, с.17-20/). В отдельных случаях допущено искажение содержания воспоминаний. Так, в абзаце: «Известный молодой публицист Писарев заставлял меня дрожать от радости и счастья…Увлекался я также и другими изданиями Павленкова» /12, л.12 об./ пропуск (или изъятие?) слова «другие» из последнего предложения («…Увлекался я также и изданиями Павленкова» /61, с.27/) существенно изменил содержание сообщения о том, что произведения Д.И.Писарева Циолковский читал в изданиях Ф.Ф. Павленкова.

Особо следует остановиться на изменениях, внесенных редактором рассматриваемых публикаций в текст воспоминаний Циолковского о Н.Ф. Федорове. При публикации в 1938 и 1939 гг. авторский текст этих воспоминаний был передан так: «В Чертковской библиотеке я однажды познакомился с одним из служащих. Он давал мне запрещенные книги. Потом оказалось, что это известный аскет Федоров, друг Толстого, изумительный философ и скромник. Федоров раздавал все свое жалованье беднякам. Теперь я понимаю, что и меня он хотел сделать своим пенсионером. Но это ему не удалось: я чересчур дичился. Потом узнал я еще, что он был некоторое время учителем в Боровске, где служил много позднее и я. Федоров был благообразного вида, брюнет, среднего роста, с лысиной, довольно прилично одетый. По своей скромности он не хотел печатать свои труды, несмотря на полную к тому возможность и уговоры друзей» /61, с.27/.

Для того, чтобы установить, в какой степени редакторская правка сказалась на содержании воспоминаний Циолковского, сравним приведенный печатный текст с рукописным оригиналом: «В Чертковской библиотеке много читал «Араго» и другие книги по точным наукам. Кстати, в Чертковской библиотеке я заметил одного служащего с необыкновенно добрым лицом. Никогда я потом не встречал ничего подобного. Видно, правда, что лицо есть зеркало души. Когда усталые и бесприютные люди засыпали в библиотеке, то он не обращал на это никакого внимания. Другой библиотекарь сейчас же сурово будил. Он же давал мне запрещенные книги. Потом оказалось, что это известный аскет Федоров, друг Толстого и изумительный философ и скромник. Он раздавал все свое крохотное жалованье беднякам. Теперь я вижу, что он и меня хотел сделать своим пенсионером, но это ему не удалось: я чересчур дичился. Потом, я узнал, что он был некоторое время учителем в Боровске, где служил много позднее и я. Помню благообразного брюнета, среднего роста, с лысиной, но довольно прилично одетого. Федоров был незаконный сын какого-то вельможи и крепостной. По своей скромности он не хотел печатать свои труды, несмотря на полную к тому возможность и уговоры друзей. Получил образование он в лицее…» /12, л.12 об.-13/. Нетрудно заметить, что при подготовке этого текста к изданию редактор заменил авторское выражение «заметил одного из служащих» выражением «познакомился с одним из служащих», а также сократил сообщение ученого о том впечатлении, которое Федоров на него произвел. Между тем, анализ информации, содержащейся в воспоминаниях Циолковского, показывает, что эти действия были вряд ли обоснованы. Изъятие некоторых предложений нарушило последовательность и логичность воспоминаний ученого, лишило их интересного факта, характеризующего Федорова как доброго, чуткого человека, который Циолковский сообщил, основываясь на собственных наблюдениях. Еще более недопустимым было употребить вместо слова «заметил» слово «познакомился», так как воспоминания Циолковского не дают оснований для того, чтобы считать отношения, существовавшие между ним и Федоровым, знакомством. Во-первых, нельзя не учитывать, что рассказ о Федорове Циолковский поместил не по ходу воспоминаний о своих московских знакомых («Но неужели у меня в Москве не было совсем знакомых? Были случайные знакомые…/12, л.11 об./), а после них в связи с ответом на вопрос о своем круге чтения и увлечениях в период жизни в Москве («Что я читал в Москве и чем увлекался» /12, л.12/). Во-вторых, из самого рассказа нельзя сделать однозначный вывод о знакомстве Циолковского и Федорова. Судя по воспоминаниям ученого, они встречались в залах библиотеки, причем Федоров сразу привлек его внимание своей добротой. Основанием для заключения Циолковского о доброте Федорова послужило «необыкновенно доброе» выражение его лица и замеченное юношей его чуткое отношение к бедным, незнатным людям, которые подчас приходили в библиотеку, чтобы отдохнуть и отогреться. Совершенно ясно, что это мнение Циолковского сложилось на основе визуальных наблюдений и не требовало в качестве обязательного условия тесного знакомства с Федоровым. Со всей очевидностью из воспоминаний ученого вытекает также то, что Федоров в числе многих читателей обслуживал и его, в частности выдавал ему запрещенную литературу. На первый взгляд это обстоятельство могло бы служить серьезным доводом в пользу близкого знакомства Циолковского и Федорова. Однако рассмотрим его подробнее. Даже взятое само по себе оно еще не свидетельствует со всей бесспорностью об их тесных контактах и личном знакомстве. Разумеется, чтобы давать читателю запрещенную литературу, Федоров должен был составить о нем мнение, как о человеке, заслуживающем доверия. Но разве такое мнение не могло сложиться у него – человека, несомненно, имевшего богатый жизненный опыт, — на основе наблюдений во время частых встреч с постоянным читателем? Ведь поверил же 17-летний Циолковский с первого взгляда в доброту Федорова. Почему же 46-летний Федоров не мог, основываясь на зрительных впечатлениях, поверить в порядочность и надежность юноши Циолковского? Во всяком случае, это предположение не так уж маловероятно, как может показаться сначала. А это значит, что факт получения Циолковским запрещенных книг от Федорова не может быть привлечен в качестве неопровержимого доказательства их знакомства.

В воспоминаниях Циолковского содержится еще одно интересное свидетельство, которое позволяет с большей определенностью судить о том, какие отношения сложились между ним и Федоровым. Это свидетельство о том, что Федоров намеревался оказать ему материальную поддержку (как он ее оказывал многим другим несостоятельным людям). Примечательно, что Циолковский далеко не сразу понял это намерение Федорова, а только много лет спустя, сопоставив свои наблюдения с данными о благотворительной деятельности Федорова, полученными из дополнительного источника («Потом оказалось, что …он раздавал все свое крохотное жалованье беднякам. Теперь я вижу, что он и меня хотел сделать своим пенсионером»). Но главное, что в этой связи ученый прямо указал, что намерение Федорова поддержать его материально не осуществилось, так как он, будучи глухим, застенчивым юношей, избегал всякого участия посторонних людей в своей судьбе («Я чересчур дичился»). Это признание Циолковского в совокупности с его другими аналогичными высказываниями (о том; что он всячески сторонился общества, был замкнут) не может не навести на мысль о том, что его отношения с Федоровым скорее ограничивались внешними, поверхностными контактами и не могут быть интерпретированы как знакомство. Об этом же свидетельствует и следующее обстоятельство. Если проанализировать информацию, содержащуюся в воспоминаниях Циолковского о Федорове, с точки зрения ее происхождения, то нельзя не заметить, что сведения, которые он приводит, исходя из пережитого и увиденного им самим, крайне скудны (в самом деле, основываясь на собственном опыте, он смог сообщить только два факта: то что Федоров был добрым человеком, так как хорошо относился к бедным, бесприютным людям, и то, что он давал ему запрещенные книги) Вероятно, если бы они были знакомы, тесно общались, обменивались мнениями по тем или иным вопросам, посвящали друг друга в мысли, их волновавшие, то Циолковский смог бы сообщить более подробные сведения как о Федорове, так и об отношениях, связывавших его с ним. Большая часть информации, переданной Циолковским в воспоминаниях о Федорове, явно почерпнута им из дополнительного источника («Потом оказалось… Потом я узнал…). Некоторые сведения об этом источнике сообщил Б.Н. Воробьев. Он указал, что по свидетельству родных ученого Циолковский узнал о философских трудах и личной жизни Федорова из журнальной статьи лишь в зрелом возрасте и что нет никаких сведений об их беседах /67,с.29-30/.

Суммируя вышеизложенное, можно сделать вывод, что в настоящее время мы не располагаем никакими вескими доводами в пользу предположения о знакомстве Циолковского с Федоровым. Напротив, имеющиеся свидетельства позволяют с большей вероятностью считать, что между ними существовали официальные отношения служащего библиотеки и одного из многих читателей и что тесное общение между ними скорее всего не могло иметь места, так как Циолковский, тяжело переживая глухоту, старался избегать близких знакомств и тесных контактов. Вряд ли могли между ними происходить и какие-либо беседы во время выдачи книг, ведь Циолковский настолько плохо слышал, что при разговоре с ним собеседнику неизбежно приходилось говорить громко и отчетливо, что не могло не затруднять общение с ним (напомним, что писал ученый по поводу своей глухоты: «На 10 году от скарлатины сильно оглох и отупел. Даже преподавателем при общей беседе, например, в учительской комнате, я слышал звуки, но не разбирал слов. Глухота причиняла мне невыразимые муки, так как я был очень самолюбив» /6, л.1/.

Поэтому изменения, внесенные публикатором автобиографических заметок К.Э.Циолковского, изданных в 1939-1939 гг., в текст воспоминаний ученого о Н.Ф.Федорове, следует рассматривать как произвольное вторжение в их содержание и необоснованную интерпретацию его (16). /em>

Вопрос о точной передаче авторского текста при его публикации едва ли не основной, определяющий качество издания. Однако не менее важно сопроводить печатный текст и правильным, научным комментарием, который создавал бы у читателей верное представление об истории его написания и предшествующих публикациях. Ошибки же, допущенные при комментировании издаваемого документа, ведут к неверной интерпретации его. Примером некритического подхода к восстановлению истории написания и издания воспоминаний Циолковского служит предисловие публикаторов ко второй редакции текста воспоминаний «Черты из моей жизни», носившей название «Моя жизнь», опубликованной в I960 г. /62, №37, с.4/. Как следует из предисловия, оригиналом для печатного текста послужил первый экземпляр машинописи, хранившийся у Г.И. Солодкова, корреспондента Циолковского, секретаря Шефбюро над изобретательством по дирижаблестроению, организованного в 1932 г. при газете «Вечерняя Москва». Однако при подготовке данного текста к изданию публикаторы не только не сопоставили его с текстами уже изданных воспоминаний ученого, но даже не попытались выяснить, сколько автобиографических заметок в целом было им написано, и какое место в их ряду занимают публикуемые воспоминания. В результате вторая редакция текста воспоминаний была ошибочно выдана за окончательный (основной) текст, а ее публикация была объявлена вообще первой публикацией автобиографических заметок Циолковского.

Издание /64/ заметно отличается от предыдущих уровнем публикации. Однако и в нем имеются слабые стороны, на которых следует остановиться подробнее. Ведь в период его подготовки уже действовали научно-обоснованные нормы издания мемуарной литературы /73/ степень соответствия которым и определяет в конечном счете качество издания.

Серьезным нарушением правил публикации мемуарных источников в данном издании явились, на наш взгляд, редакторские купюры, сделанные без обозначения отточием. Сопоставление подлинника с печатным текстом выявило в последнем 45 купюр, из которых только 13 были отмечены отточием. Это явно не согласуется с указанием, сделанным в предисловии к изданию, о том, что при публикации был опущен ряд сугубо личных моментов и бытовых подробностей из жизни ученого и отмечен многоточием» /64, с.12/.

Не вполне соответствует действительности и первая часть приведенной выдержки, т.к. из авторского текста автобиографии при публикации изъятыми оказались не только интимные и бытовые подробности, но и некоторые детали характеристики отца ученого, размышления Циолковского об условиях формирования гениев, рассуждения, отразившие мировоззренческую основу его творчества. Вот примеры редакторских купюр, сделанных, на наш взгляд, необоснованно: из главы «Наследственность» /64, с.15-26/ изъято предложение «Вывод такой: гений создается неизвестными нам условиями и подходящей средой» /12, л.2/; сокращен без примечаний рассказ Циолковского о С.Наливайко; изъяты предложения, содержащие важную характеристику Э.И.Циолковского: «Придерживался польского общества и сочувствовал фактически бунтовщикам — полякам, которые у нас в доме находили приют. Кто-нибудь у нас в доме вечно ютился» /12, л.2 об./. Особенным польским патриотом не был, говорил он всегда по-русски, и мы не знали польского языка — даже мать. По-польски и с поляками говорил редко» /12, л.2 об.-3/. Кроме того, сняты абзацы: /em>

«Возможно, что умственные задатки у меня слабее, чем у братьев: я же был моложе всех и потому поневоле должен быть слабее умственно и физически. Только крайнее напряжение сил сделало меня тем, что я есть. Глухота ужасное несчастье и я никому ее не желаю. Но сам теперь признаю ее великое значение в моей деятельности в связи конечно, с другими условиями… Но всего предвидеть и понять невозможно. Человек выходит не в отца, не в мать, а в одного из своих предков» /12, л.4об./.

«За разбитое стекло однажды спасла меня тетка, сестра матери. Мне очень было любопытно смотреть как лопаются лампочные стекла, если их помажешь слюной. Сначала прощали, а потом обещали порку. Но я опять за свое. Спасла тетка, купившая стекло» /12, л.6/. /em>

«От чтения Загоскина трепала лихорадка» /12, л.6об./.

«На этом основании и сейчас не признаю ни Эйнштейна, ни Лобочевского, ни Миньковского с их последователями. Трудности мы видим во всех науках, но я не считаю их туманными. И сейчас мой ум многого не может преодолеть, но я понимаю, что это результат не досуга, слабости ума, трудности предмета, а никак не следствие туманности. Я сейчас отверг, например, Миньковского, назвавшего время четвертым измерением. Назвать-то можно, но слово это нам ничего не открывает и не прибавляет к сокровищнице знаний. Я остался сторонником механистических воззрений 19 столетия и думаю, и знаю, что можно объяснить, например, спектральные линии (пока только водорода) без теории Бора, одной ньютоновской механикой. Вообще, я еще не вижу надобности уклоняться от механики Ньютона, за исключением его ошибок. Прав ли я не знаю. Под точной наукой, или, вернее, истинной наукой я подразумеваю единую науку о веществе и вселенной… Монизм — единство на всю жизнь осталось моим принципом» /12, л.12 об./.

Перечисленные купюры сделаны, по нашему мнению, недостаток обоснованно. Изменения, которые они внесли в авторский текст, имеют принципиальное значение, сказываются на содержании автобиографии Циолковского и затрудняют ее использование в научных целях (17).

Вызывает недоумение и отсутствие в издании /64/ заключительной главы автобиографии «Знаменательные моменты моей жизни». В предисловии «От составителя» /64, с.5-12/ это никак не объяснено. Данная глава только вскользь упоминается как приложение к автобиографии. Думается, однако, что такая интерпретация ее места в автобиографии достаточно спорна. «Знаменательные моменты моей жизни» скорее представляются органической частью автобиографии, являясь логическим завершением повествования, окрашенного авторским, личным видением пережитого и достигнуто. Оно закономерно вытекает из предшествующего рассказа, заключая в себе подведение итогов, систематизацию научных достижений ученого. Без них воспоминания утрачивают законченность, подобно рассуждениям, оставшимся без выводов, поэтому изъятие их из текста автобиографии ведет к нарушению ее целостности. Кстати заметим, что в подлиннике текст «Знаменательных моментов» напечатан не отдельно от текста автобиографии, а сразу вслед за главой «В Калуге» /12, 28-29 об./.

Глава «Знаменательные моменты моей жизни» в издании /64/ заменена хроникой «Основные даты жизни К.Э.Циолковского /64, с.143-150/, однако эта замена едва ли может считаться эквивалентной, ведь «Знаменательные моменты», отражают самооценку ученого, его собственный взгляд на свои научные достижения и основные вехи своего творчества. Интересно, что точки зрения Циолковского и составителей «Основных дат» его жизни и деятельности в этом вопросе не совсем совпадают. Так, в «Основных датах» совсем не указан 1913 г., а ученый считал его важным этапом своего творчества. Он писал по этому поводу: «1913 г. — возраст 56 лет… С этого момента я почти убедился в практичности моего дирижабля. Опыт убедил меня в том, т.е. постройка жестяной модели «/12, л.28 об./. Не вошел в «Основные даты» и 1934 г., который в творчестве Циолковского был отмечен интересными идеями :в области ракетно-космической техники. Вообще нужно отметить, что «Основные даты» нуждаются в серьезной доработке, т.к. они не отражают многих важных моментов в научном творчестве ученого, характерных для его жизни и деятельности в послеоктябрьский период и особенно в последнее десятилетие его жизни. Бросается в глаза, что хронология основывается исключительно на его опубликованных трудах. Между тем, издание того или иного научного сочинения означает прежде всего включение нового научного знания в общую систему науки, становление его достоянием общественности. Для ученого — создателя этого знания — такое событие, безусловно, имеет большое значение, но оно далеко не исчерпывает движения его творческой мысли. Поэтому, воспроизводя основные этапы научной биографии Циолковского, важно не только зафиксировать факт публикации его трудов, но и установить начало работы над ними, выявить отдельные поворотные пункты, имевшие место в процессе этой работы (тем более, что многие крупные сочинения Циолковского не были опубликованы при его жизни, например, цикл трудов по биологии и некоторые другие).

Возвращаясь к вопросу о передаче текста автобиографии Циолковского в издании /64/, отметим, что качество публикации снижено опечатками, пропусками слов, неточностями в передаче отдельных словосочетаний. Например, название одной из глав «В Боровске учителем» /12, л.16/ при публикации было изменено на «В Боровском училище» /64, с.82/. Фамилия служащего «Шапкия» у которого ученый снимал квартиру /12, л.15/, изменена на «Палкин» /64, с.75/.

Не вполне удовлетворяет требованиям археографическое оформление издания. Обращает на себя внимание отсутствие легенды, дающей читателю возможность проверить работу издателя документа и предоставляющей данные, необходимые для критического отношения к документу. Поэтому из данного издания ничего невозможно узнать об источниках опубликованного текста (и следовательно, принципе отбора основного текста), их местонахождении, характере и внешних признаках, предшествующих изданиях текста.

Недостаточно полными представляются примечания к тексту автобиографии, содержащие не все необходимые справочные и пояснительные данные, связанные с его содержанием. А главное, нарушено правило, гласящее, что «приводимые в примечаниях сведения должны сопровождаться ссылками на печатные и архивные источники» /73, с.47/. В примечаниях также не содержится указаний на связь и зависимость между изданной автобиографией и другими автобиографически ми заметками, не вошедшими в издание.

Существенным упущением, допущенным в издании /64/, является отсутствие библиографии; именного и общего предметного указателей.

Мы остановились так подробно на недостатках издания /64/, т.к. рассматриваем его как очередную ступень в деле публикации автобиографических заметок Циолковского, преодолев которую можно приблизиться к изданию, подготовленному на самом высоком научном уровне.

Примечания/em>

1. Уточняя круг автобиографий К.Э.Циолковского, необходимо остановиться на очерке, опубликованном в 1928 г. под названием «Путешественник в мировые пространства. Автобиография К.Э.Циолковского» и подписанном фамилией Циолковского /31/. Принадлежность этого очерка ученому не подтверждается. Он писал по этому поводу 24.04.28 В.В.Рюмину: «Вы может, быть, читали мою автобиографию в «Огоньке» (28 г., №15) /ученый ошибся, «автобиография» была напечатана в №14 — Т.Ж./. Она мною подписана, но я в ней не написал ни одного слова. Это «сочинение» появилось по моей вине (я не читая, позволил поставить мое имя) …Скандала не нужно, или разоблачения — вина моя» /32, л.II/. А на письме Я.И.Перельмана, в котором Яков Исидорович сообщил о своем намерении включить эту «автобиографию» Циолковского в новое издание «Межпланетных путешествий», ученый сделал такую пометку: «… Они предложили составить мою автобиографию, пользуясь моими книжками. Я согласился, думая, что они не будут уклоняться в сторону фантазии, но молодежь увлеклась…» /33, л.49 об./. Подробности появления этой «автобиографии» в печати выясняются из переписки К.Э.Циолковского и А.Л.Чижевского. Так, в письме Чижевского от 8.02.28 говорилось: «Редакция «Огонек» обратилась с просьбой к инженеру Ивановскому написать от Вашего имени «Автобиографию», пользуясь материалами, данными в Ваших сочинениях, которые имеются у меня в Москве (с биографическими сведениями). Дайте на это разрешение и дополните данные о месте рождения, о происхождении (кто был отец) и еще о всем том, что Вы считаете нужным» /34, л.43/. Из другого письма Чижевского, написанного уже после опубликования «автобиографии», известно, что гонорар за нее полагался Ивановскому. На это было указано в связи с тем, что редакция журнала «Огонек» по ошибке выслала деньги Циолковскому, сочтя его автором «автобиографии» /35, л.48/. Таким образом, по словам Чижевского, автором названного выше очерка выдававшегося за автобиографию Циолковского, являлся некто инженер Ивановский. На этом можно было бы закончить изучение авторства очерка «Путешественник в мировые пространства. Автобиография Циолковского», если бы не несколько вопросов, пока остающихся без ответа. Например, неясно: I. Почему сотрудники редакции «Огонек» не обратились к самому Циолковскому с просьбой написать для журнала автобиографию? 2. Почему сам Ивановский не написал ученому о намерении подготовить статью о его жизни и творчестве, придав ей форму автобиографии, а прибег к посредничеству Чижевского? 3. Почему сотрудники редакции, зная, что автором «автобиографии» является Ивановский, выслали гонорар за нее в Калугу Циолковскому? 4. Кто такой инженер А.И.Ивановский? Поиск ответов на эти вопросы составит задачу дальнейшего исследования.

2. ‘Тогда Циолковский впервые указал год своего рождения, а также кратко, но очень емко сформулировал основное содержание своей жизни: труд, увлеченность до самозабвения наукой, устремленность в будущее. Он писал: «Жизнь и силы поглощались трудом ради куска хлеба, а на высшие стремления оставалось мало времени и еще меньше энергии… Жизнь несла мне много горестей и только душа, кипящая радостным миром идей, помогла мне их перенести. Самое дорогое, что занимало меня всю жизнь, еще не высказано мною в печати» /14, л.1/.

м3. Циолковский писал: «Свою биографию я не могу сейчас раскрыть и имею на то уважительные причины. Да и значение мое как ученого или изобретателя далеко не установилось. Если судьба продолжит еще мою жизнь, то настанет время и для автобиографии. Если же нет, беда невелика: от людей, которых я не стою праха, ничего не осталось, кроме легенд, но от этого их значение не утратилось. Прежде всего и выше всего — мои незаконченные еще работы. Если еще мне суждено существовать, то все силы свои я должен употребить на то, что я считаю, может быть по заблуждению, безмерно важным для человечества и что я еще не высказал. Покамест я этого не сделаю, я буду страдать. В биографии же есть немножка и честолюбия, хотя и не это меня сейчас удерживает от ее составления» /37, л.1-2/.

4. В первом варианте данных заметок 1924 г. последнее из приведенных предложении выглядит так: «Может быть это послужило и причиной того, что даже к 67 годам моей жизни я не выдвинулся и не имел серьезного успеха» /4, л.2/. Т.е. здесь указанный Циолковским возраст точно соответствует времени написания текста.

5. Так, В книге Рынина цитируются фрагменты, входящие только в текст «Автобиографических черт»: «…Меня всегда сопровождала домашняя мастерская. Если она разрушалась, например, на пожаре или наводнении, то я снова ее заводил или пополнял» /38,с.15; 5,л.2 об Или: «…хотя мне не нравились ученические экзамены, но это не мешало мне любить свою учительскую деятельность» /38,с.14;5,л.2/.

6. 18.10.26 г. Циолковский писал редактору журнала «Помощь самообразованию»: «Мне 70-й год и не хватает сил и времени закончить начатые работы. Куда же тут писать автобиографию. Ее, может быть, узнают после моей смерти. Вся она состоит из работ, а больше не из чего. Труды мои — моя биография» /16, л.2/.

7. Трудно сказать, почему Циолковский указал здесь, что его переезд в Калугу был как-то связан с названными им учеными. Сегодня известно, что в губернский город он был переведен в связи с повышением по службе /40/.

8. В этом письме ученый писал: «Вы как-то просили сведения о моей жизни. Сейчас я Вам могу послать мою автобиографию 50 листов машинописи. Предупреждаю, что ею пользуются Перельман и литератор Бобров» /42, л.23/. Кроме В.Б.Рюмина, Я.И.Перельмана и Н.Н.Боброва ученый посылал данную редакцию автобиографии А.М.Горькому (На машинописи, хранящейся в ГМИК, имеется пометка: «Предложил для напечатания Горькому. Ответа еще не получил» /11, л.1), а также Г.И.Солодкову.

9. Кроме того, сохранилось письмо ученого в ленинградское областное издательство от 19.12.34 г., в котором он предлагает, автобиографию к изданию /43, л.1/.

10. Все-таки и последней редакцией текста самой подробной автобиографии ученый был не вполне удовлетворен. Он писал 15.05.35г. Г.И.Солодкову о том, что его автобиография «мягкотела, и чересчур интимна, и немножко смешна» /45, Л.34/

11. Так, авторы статьи /50/, исследовавшие творческий потенциал, ведущие психофизиологические механизмы деятельности Циолковского, отметили: «…можем ли мы согласиться с Константином Эдуардовичем, с его трактовкой всех тех последствий, которые, по его млению, ему принесло это страшное заболевание? Мы думаем, что нет… Мы не собираемся, конечно, полностью отрицать то воздействие, которое оказала глухота на жизнь подростка, а затем и взрослого человека, но она безусловна сказалась не в таком объеме и не в таком направлении, как это себе представлял Константин Эдуардович… Константин Эдуардович не учел мощи своего «я», своей психической одаренности, своих характерологических черт, силы своего интеллекта» /50, с.39-40/. И далее: «Мы склонны думать, что не будь у него глухоты, он дал бы человечеству еще больше, ибо он имел бы большую площадь маневров, теснее общался бы с другими учеными, не потратил бы так много времени на то, чтобы самому дойти до того, что уже было познано его предшественниками» /50, с.50/.

12. В.Н. Кочетков, ссылаясь на документы фонда С.П.Наумова (ГАКО, д.1, л.13), называет дату рождения Э.И.Циолковского: 31.03.1820 /51, с.146/.

13. А.И.Коваль разыскал метрическую книгу Вознесенской церкви Раненбургского уезда Рязанской губернии, в которой имеется запись о рождении М.И.Юмашевой в 1824 г. /52, с.73/.

14. Предисловие к этому изданию написал его редактор А.В.Ассонов, использовав материал Циолковского /22/.

15. По содержанию внесенных в авторский текст изменений нетрудно сделать вывод, что данные печатные тексты были подготовлены одним публикатором. Можно предположить, что им был Б.Н.Воробьев, с 1936 г. исполнявший обязанности начальника архива К.Э.Циолковского, который в том же 1936 г. был передан Главному Управлению Гражданского Воздушного Флота. При сравнении текстов между собой установлено, что они отличаются одной деталью: в тексте 1938 г. сообщение автора «город П.» ошибочно расшифровывалось как «Полоцк» /60, № 5, с.21/, тогда как в тексте 1939 г. оно заменено географическим названием «Вятка» /61, с.27,28/.

16. Между тем, видимо, основываясь на печатных текстах воспоминаний 1938 и 1939 гг., ряд исследователей творчества Циолковского отметили в качестве одного из значительных событий его жизни знакомство с Н.Ф.Федоровым и высказали мысль о возможном идейном влиянии Федорова на юного Циолковского /68, с.25; 69, с.9-15/. Д.В.Голованов даже предположил, что Федоров не только познакомил Циолковского с основными положениями своей философии, но мог заронить в его сознание мысль о необходимости распространения человечества за пределами Земли, которая и явилась для него толчком к поиску технического средства, способного преодолеть силу земного тяготения /69, с.12/. С.Г. Семенова в целом присоединилась к мнению Голованова, о том, что Федоров оказал определенное воздействие на формирование будущего ученого, заметив: «К.Э.Циолковский был лично знаком с Федоровым. На протяжении трех лет, с 1873 по 1876 год Федоров руководил самообразованием «будущего отца русской космонавтики» /70, с.6/. Однако она воздержалась от уточнения, в какой степени это руководство сказалось на творчестве начинающего исследователя и на его будущих трудах и воспринял ли Циолковский в процессе непосредственного общения с Федоровым развивавшиеся им идеи. Она только отметила, что сам Циолковский о влиянии на него Федорова ничего не писал, и что на философских трудах ученого, влияние Федорова не сказалось, так как Циолковский познакомился с двумя томами «Философии общего дела» позднее (видимо, имелось в виду, что это произошло не ранее 1906 и 1913 гг., когда они были изданы) /70, с.7/. Приведенные нами доводы, в силу которых утверждение о знакомстве и беседах Циолковского и Федорова малодоказательно, подвергают сомнению и предположение о прямом идейном влиянии Федорова на ученого. Вряд ли можно, не допуская большого преувеличения, считать, что Федоров руководил самообразованием Циолковского, как это делает Семенова, исходя только из того факта, что Федоров сделал для него доступными некоторые запрещенные книги. Мы не располагаем никакими сведениями о том, какие именно книги, в каком количестве и насколько систематично Циолковский получал от Федорова. Кстати, Семенова допускает неточность, и утверждая, что Федоров руководил самообразованием Циолковского с 1873 г., так как Федоров работал библиотекарем Румянцевского музея с 1874 г. /71, с.715/. Что касается выводов о созвучности некоторых идей Циолковского и Федорова /69, с.12/ и о том, что в трудах Циолковского получил развитие ряд научно-технических идей, высказанных Федоровым /70, с.6-7/, то нельзя не согласиться с С.Р.Микулинским, отметившим, что к этим выводам можно придти, только неверно представив сущность учения Федорова /72, с.154/. Мысль об освоении космоса, о необходимости «регуляции природы» была подчинена у Федорова главной идее его учения о воскрешении всех живших некогда на Земле людей. К этой мысли он шел не от науки, а от своей мистической религиозно-нравственной идеи. Циолковский же думал о реальном освоении космического пространства и разрабатывал научно-технические проблемы его овладения и использования /72, с.153, 155/. Таким образом, называть Федорова предшественником Циолковского, значит игнорировать строгую подчиненность системы взглядов Федорова определенной, последовательно проводимой им религиозно-консервативной идее, создавать впечатление, что не главная идея, а средства ее обоснования, отдельные фрагменты религиозно-консервативной утопии составляют ее основное содержание /72, с.154/. Добавим также, что существует свидетельство самого Циолковского, опровергающее предположение о том, что мысль об использовании центробежной машины для полета за пределы Земли, могла возникнуть у него под впечатлением беседы с Федоровым (как считает Голованов /69, с.12/). Ученый так написал об этом: «… В «Грезах о Земле и небе», я мечтаю о возможности жизни вне Земли. Однако первые мечты о том родились еще в Москве в 1874 г., когда мне не было еще и 17 лет. Прекрасный курс физики Малинина натолкнул меня на эти идеи» /9, л.3/.

17. B методическом пособии /73/ высказана точка зрения, согласно которой мемуары могут быть опубликованы полностью, частично или с оговоренными купюрами. Но при этом недопустимы любые исправления улучшения текста. Все изъятия должны осуществляться крайне осторожно, при самом тщательном анализе исключаемого текста /73, с.84/.

Литература и источники

1. М.Н.Черноморский. Источниковедение истории СССР. Советский период. М., 1976.
2. К.Э.Циолковский. Автобиографические заметки в форме предисловия к работе «Простое учение о воздушном корабле и его построении. Калуга, 1904, с.3-15.
3. К.Э.Циолковский. Из автобиографии, 14-29 июля 1919 г. — Архив АН СССР, ф.555, оп.2, д.1, л.1-7 об.
4. К.Э.Циолковский. Автобиография, не позднее I июля 1924 г. — Там же, оп.2, д.2, л.1-2 об.
5. К.Э.Циолковский. Автобиографические черты, 1925-1926 гг. — Там же, оп.2, д.3, л.1-2 об.
6. К.Э.Циолковский. Из моей жизни, I мая 1928 г. — Там же, оп.2, д.4, л.1-3.
7. К.Э.Циолковский. Краткая автобиография, 12 мая 1932 г. — Там же, оп.2, д.6, л.5-6 об.
8. К.Э.Циолковский. Черты из автобиографии, 19 сентября 1932 г. — Там же, оп.2, д.7, л.1-4.
9. К.Э.Циолковский. Ответ на отношение Госиздата, не ранее 5 марта 1933 г. — Там же, оп.2, д.10,л. 1-5.
10. К.Э.Циолковский. Моя жизнь. I редакция, 14 октября 1932 г. — Там же, оп.2, д.8, л.1-11 (машинопись); д.13, л.71-116 (рукопись).
11. К.Э.Циолковский. Моя жизнь. 2 редакция, не позднее 3 марта 1933 г. — Там же, оп.2, д.13, л.1-70. Фонды ГМИК, ф.1, оп.1, д.67, л.1-55.
12. К.Э.Циолковский. Черты из моей жизни, 1934 г. — январь 1935 г ААН СССР, ф.555, оп.2, д.14, л.1-29 об.
13. К.Э.Циолковский. Странные совпадения или даты моей жизни нравственного характера, январь 1935 г. — Там же, оп.2, д.15, л.1.
14. К.Э.Циолковский. Письмо Я.И.Перельману от 8 сентября 1913 г. Там же, ф.796, оп.3, д.23, л.1-2.< 15. К.Э.Циолковский. Письмо Г.И.Солодкову от 7 декабря 1934 г. -Там же, ф.555, оп.4, д.22, л.32. 16. К.Э.Циолковский. Письмо в редакцию журнала "Помощь самообразованию" от 18 октября 1926 г. - Там же, оп.3, д.136 л.2.< 17. К.Э.Циолковский. Письмо в Телеграфное Агентство Советского Союза от 20 июня 1935 г. - Там же, оп.2, д.56, л.1-4.

18. К.Э.Циолковский. Послужной список, не ранее I ноября 1918 г. не позднее 5 октября 1919 г. — Там же, оп.2, д.18, л.1-1 об.

19. Анкета поступающего на Базу опытного строительства и эксплуатации дирижаблей (БОСЭД) на должность консультанта, 23 июля 1931 г. — Там же, оп.2, д.5, л.1-2.
20. Учетная карточка члена Секции научных работников, 4 марта 1932 г. — Там же, оп.2, д.59, л.1.

21. К.Э.Циолковский. Предисловие ко 2 части труда «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1911-1912). 1 и 2 вариант. — Там же, оп.1, д.35, л.5-10, 12-17.
22. К.Э.Циолковский. Материал для предисловия от меня или редакции /К повести «Вне Земли»/, март — апрель 1917 г. — Там же, оп.1, д.38, л.1-4.
23. К.Э.Циолковский. Главное в жизни. /Предисловие к сочинению «Приключения духа»/. 20 октября 1917 г. — не позднее 18 февраля 1918 г. — Там же, оп.1, д. 376, л.3-5, 16 об.-21, д. 381, л.6-14 об.
24. К.Э.Циолковский. Предисловие к 3 части труда «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1926 г.).- В кн.: К.Э.Циолковский. Реактивные летательные аппараты. М., 1964, с.188-191.
25. К.Э.Циолковский. Для книги профессора Рынина. /Предисловие к III главе книги Н.А.Рынина «Русский изобретатель и ученый К.Э.Циолковский. Его биография, работы и ракеты». Л., 1931/.- АН СССР, ф.555, оп.1, д.54, л.1-5.
26. К.Э.Циолковский. Автобиографические черты. /Предисловие к книге Я.И.Перельмана «Межпланетные путешествия». 6 изд., Л., 1928/ — Там же, оп.1, д.565, л.1-6.
27. К.Э.Циолковский. Заметки к автобиографии. /»Красочной моя биография, понятно, быть не может…»/ — Там же, оп.2, д.16, л.7-7 об.
28. К.Э.Циолковский. /Замечания на свою биографию, составленную Д.И.Малининым/, 22 сентября 1932 г. — Там же, оп.2, д.6а, л.2 об.
29. К.Э.Циолковский. К этапам жизни, 18 июля 1934 г. — Там же, оп.2, д.11, л.2-5.
30. К.Э.Циолковский./Отзыв о своей биографии, составленной Н.Д.Моисеевым/, 1934 г. — Там же, оп.2, д.17, л.1-5 об.
31. Путешественник в мировые пространства. Автобиография К.Э.Циолковского. — «Огонек», 1928, № 14, с.12.
32. К.Э.Циолковский. Письмо В.В.Рюмину от 24 апреля 1928 г. — ААН СССР, ф.555, оп.4,. д.21, л.11-12.
33. Я.И.Перельман. Письмо К.Э.Циолковскому от 28 апреля 1928 г. — Там же, оп.4, д.482, л.48-49 об.
34. А.Л.Чижевский. Письмо К.Э.Циолковскому от 8 февраля 1928 г. — Там же, оп.4, д.689, л.43.
35. А.Л.Чижевский. Письмо К.Э.Циолковскому от I апреля 1928 г. — Там же, оп.4, д.689, л.48-48 об.
36. К.Э.Циолковский. Письмо А.И.Яцимирскому от 24 июля 1901 г. — Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР, Рукописный отдел, ф.193, Л 429.
37. К.Э.Циолковский. Письмо в Калужское общество изучения природы и местного края от 12 октября 1919 г. — ААН СССР, ф.555, оп.3, д.116, л.1-2.

38. Н.А.Рынин. Русский изобретатель и ученый К.Э.Циолковский. Его биография, работы и ракеты. Л., 1931.

39. Д.И.Малинин. Самоучка — исследователь и изобретатель. — В сб.: К.Э.Циолковский (1857-1932). М.-Л., 1932, с.11-13.

40. Предложение попечителя Московского учебного округа директору народных училищ Калужской губернии о перемещении К.Э.Циолковского из Боровского в Калужское уездное училище, 4 февраля 1892 г. — В сб.: К.Э.Циолковский. Документы и материалы (1879-1966 гг.). Калуга, 1968, с.28.

41. Н.Д.Моисеев. К.Э.Циолковский (опыт биографической характеристики). — В кн.: Избранные труды К.Э.Циолковского. Кн. I «Цельнометаллический дирижабль». Мосмашметиздат, 1934, с.7-35.

42. К.Э.Циолковский. Письмо В.В.Рюмину от 3 марта 1933 г. — ААН СССР, ф.555, оп.4, д.21, л,23.
43. К.Э.Циолковский. Письмо в Ленинградское областное издательство от 19 декабря 1934 г. — Там же, оп.3, д.153, л.1.
44. К.Э.Циолковский. Почему из меня не вышел деятельный революционер, I декабря 1934 г. — Там же, оп.2, д.12, л.2-5.
45. К.Э.Циолковский. Письмо Г.И.Солодкову от 15 мая 1935 г. — Там же, оп.4, д.22, л.33, 34.
46. К.Э.Циолковский. Наброски писем в редакции журналов, 28 февраля 1935 г. — Там же, оп.2, д.16, л.3.
47. К.Э.Циолковский. Письмо В.А.Сытину от 8 февраля 1935 г. -Там же, оп.3, д.152, л.10-11.
48. В.Г.Пленков. Архивные документы o пребывании К.Э.Циолковского в Вятке. — «Кировская правда», 14 июля 1953 г.,№161, с,4.
49. В.Г.Пленков. К.Э.Циолковский в Вятке. — «Кировская правда», 17 сентября 1957, № 187, с.4.
50. Л.М.Сухаребский, Ф.П.Космолинский. О психологическом облике К.Э.Циолковского как ученого. — Труды IV Научных Чтений К.Э.Циолковского. Секция «Исследование научного творчества К.Э.Циолковского». М., 1970, с.37-51.
51. В.Н.Кочетков. Заметки к родословной К.Э.Циолковского. — Труды ХIII-ХIV Научных Чтений К.Э.Циолковского. Секция «Исследование научного творчества К.Э.Циолковского». М., 1982, с.145-148.
52. А.И.Коваль. Новые материалы о семье Юмашевых. — В кн.: К.Э.Циолковский — научное творчество и биографические материалы. Труды ХV-ХVII Чтений К.Э.Циолковского. Секция «Исследование научного творчества К.Э.Циолковского». М.,1983, с.71-75.
53. К.Э.Циолковский. Послужной список. — ААН СССР, ф.555, оп.2, д.18, л.1.
54. Запись в журнале заседания совета Калужского епархиального женского училища, 5 февраля 1899 г. — В сб.: К.Э.Циолковский. Документы и материалы (1879-1966 гг.). Калуга, 1968, с.36-37.
55. Протокол заседания школьного совета Калужской 6-ой советской единой трудовой школы 2-ой ступени, 8 ноября 1921 г. — Там же, с. 49.
56. К.Э.Циолковский. Из моей жизни, 1 мая 1928 г. — В кн.: Я.И.Перельман. «Циолковский. Его жизнь, изобретения и научные труды». М.-Л., 1932, с.9-14.
57. К.Э.Циолковский. Черты из автобиографии, 19 сентября 1932 г. — В сб.: К.Э.Циолковский (1857-1932). М.-Л., 1932, с.7-10.
58. К.Э.Циолковский. Черты моей жизни. — «Техника смене» (Свердловск), 1935, № 2, с.9-12; J§ 3, с.6-8; № 4, с.6-9.
59. К.Э.Циолковский. Черты моей жизни. — В сб.: К.Э.Циолковский (1857-1935). Калуга, 1935, с.10-20.
60. К.Э.Циолковский. Черты из моей жизни. — «Гражданская авиация», 1938, № 4, с.29-31; № 5, с.18-28.
61. К.Э.Циолковский. Черты из моей жизни. — В сб.: К.Э.Циолковский. М., 1939, с.15-44.
62. К.Э.Циолковский. Моя жизнь /2редакция/. — «Огонек», I960, №37, с.4, 5,10; №38, с.14-16. Перепечатано: газ. «Знамя», 16 сентября I960 г., №221; 17 сентября I960 г., №230; 25 сентября I960 г., №230; 27 сентября I960 г., №232.
63. Циолковский о себе. (Фатум, судьба, рок) — газ. «Знамя» (Калуга), 16 сентября 1962 г., № 219.
64. К.Э.Циолковский. Черты из моей жизни. Тула, 1983.
65. Я.И.Перельман. Циолковский, его жизнь, изобретения и научные труды, М.-Л., 1932.
66. К.Э.Циолковский. Вне Земли. Калуга, 1920.
67. Б.Н.Воробьев. Циолковский. М., 1940.
68. М.С.Арлазоров. К.Э.Циолковский. Тула, 1977.
69. Л.В.Голованов. К вопросу об идейном влиянии на К.Э.Циолковского. — Труды III Чтений К.Э.Циолковского, Секция «Исследование научного творчества К.Э.Циолковского». М., 1969, с.3-16.
70. С.Г.Семенова. Н.Ф.Федоров и его философское наследие. — В кн.: Н.Ф.Федоров. Сочинения. М., 1982, с.5-50.
71. Философский энциклопедический словарь. М., 1983.
72. С.Р.Микулинский. Так ли надо относиться к наследству? (По поводу выхода книги: Н.Ф.Федоров. Сочинения. Общая редакция А.В. Гулыги. Вступительная статья, примечания и составление С.Г.Семеновой. М., Мысль, 1982, 711 стр.) — «Вопросы философии», 1982, №12, с.151-157. 73.
73. Публикация мемуарных источников. Методическое пособие. М., 1972.

 

***

 

book2Вы ознакомились лишь с некоторыми работами, посвященными исследованию жизни и деятельности Константина Эдуардовича Циолковского.

Хотите узнать больше? На нашем сайте в разделе «Научное наследие» вы найдете множество его статей, доступных как для онлайн-чтения, так и для бесплатной загрузки в формате PDF.

Приятного погружения в мир мыслей и идей великого ученого!