Биографии и автобиографии Циолковского Константина Эдуардовича

 

Фотопортрет Константина Эдуардовича Циолковского

 

Биографии

(собрано воедино с просторов интернета)

 

Автобиографии

(собрано воедино с просторов интернета)

 

Дополнительные материалы для изучения жизни и деятельности

(собрано воедино с просторов интернета)

 

Случаи из жизни. Воспоминания К.Э.Циолковского.

 

Дополнительные сведения

Варианты написания имени, фамилии и отчества К. Э. Циолковского на различных языках мира.

Голос К. Э. Циолковского.

Фотографии К. Э. Циолковского.

Аудиокниги.

Документальные и художественные фильмы, видеофильмы и лекции, посвященные жизни и деятельности К. Э. Циолковского.

 

 

«… Я БЫЛ СТРАСТНЫМ УЧИТЕЛЕМ»

Жизнь Константина Эдуардовича Циолковского сложилась так, что он не имел законченного образования, ни среднего, ни высшего. Однако более 40 лет проработал школьным учителем. Как это было? В 1879 году он сдал экстерном экзамены в Рязанской гимназии, получил звание учителя уездного училища по математике. Циолковскому тогда исполнилось 22 года. Почему решил он стать учителем? Отец Циолковского, Эдуард Игнатьевич, имел опыт преподавания в таксаторских классах, где обучали будущих лесничих. Сам Константин чувствовал в себе педагогические способности, уже имел к этому времени опыт репетитора, доступно объяснял алгебру и геометрию.

Вот как описывал учёный процедуру сдачи экзаменов: «На экзамен я боялся опоздать. Спрашиваю сторожа: «Экзаменуют?» Насмешливый ответ: «Только вас дожидаются». Первый устный экзамен был по закону Божию. Растерялся и не мог выговорить ни одного слова. Увели и посадили в стороне на диванчик. Через пять минут очухался и отвечал без запинки. Далее со мной уже этой растерянности не было. Главное – глухота меня стесняла. Совестно было отвечать невпопад и переспрашивать – тоже. Письменный экзамен был в комнате директора и в его одноличном присутствии. Через несколько минут я написал сочинение, ввернув доказательства совершенно новые. Подаю директору. Его вопрос: «Это черновая?» — «Нет, беловая», — отвечаю. Хорошо, что попался мыслящий молодой экзаменатор. Он понял меня и поставил хороший балл, не сделав ни одного замечания. Отметок их я не видел. Знаю только, что меньше 4 получать на экзамене было нельзя. Так сошли и другие экзамены. Пробный урок давался в перемену, без учеников. Выслушивал один математик…

Отец был очень доволен. Решили помочь мне в снаряжении на предполагаемое место. На экзамене я был в серой заплатанной блузе. Пальто и прочее – всё это было в жалком состоянии, а денег почти не оставалось. Сшили вицмундир, брюки и жилет, всего на 25 рублей. Кстати сказать, что все сорок лет моего последующего учительства я больше мундира не шил. Кокарды не носил. Ходил в чём придётся. Крахмальных воротников не употреблял. Сшили и дешёвое пальто за 7 рублей. Пришили к шапке наушники, и всё было готово. Истраченное я потом возвратил отцу, который за это немного обиделся».

Молодой педагог получил назначение в Боровское уездное училище и прибыл в уездный Боровск Калужской губернии в начале 1880 года. Здесь сложился образ жизни, который Циолковский вёл много лет. «Я был страстным учителем и приходил из училища сильно утомлённым, так как большую часть сил оставлял там.

Только к вечеру я мог приняться за свои вычисления и опыты», – писал учёный позже в одной из автобиографий.

В отчёте смотрителя Боровского училища Ильи Любимова говорилось: «Уроки г. Циолковского всегда оставляют по себе весьма приятное впечатление. Его приёмы преподавания просты, наглядны и практичны, оживляют и заставляют быть внимательными учеников во всё время урока… Склеив из бумаги цилиндр и конус с равными основаниями и высотами, пересыпая из одного тела в другое песок, видят, что объём цилиндра в три раза больше объёма конуса.

А с каким удовольствием ученики идут с учителем в огород или поле весной, конечно, измерять площади, определять расстояние между двумя недоступными предметами, измерить издалека высоту колокольни и т.д.! И, несмотря на то, что при таких занятиях употребляется единственный и то самодельный инструмент – астролябия, вместо вех при съёмке планов становятся иногда сами ученики, расстояние, за неимением цепи, проверяется шагами, упражнения этого рода, несомненно, увлекательны и полезны, а на геометрию приучают смотреть как на науку, пригодную к жизни».

Да, Циолковский никогда не был таким, как все. Особенно заметно это было в молодые годы учёного в таком маленьком старообрядческом городе, как Боровск. Этот учитель поражал практичных и благоразумных боровчан своими забавами. «Всегда я что-нибудь затевал. Поблизости была река. Вздумал я сделать сани с колесом. Все сидели и качали рычаги. Сани должны были мчаться по льду. Всё было закончено, но испытание машины почему-то не состоялось. Я усомнился в целесообразности её конструкции. Потом я заменил это сооружение особым парусным креслом. По реке ездили крестьяне. Лошади пугались мчащегося паруса, проезжие ругались матерным гласом. Но по глухоте я долго об этом не догадывался. Потом уже, завидя лошадь, заранее поспешно снимал парус», – так писал он в автобиографии «Черты из моей жизни». Далее вспоминал о коллегах по училищу и об отношениях с учениками: «Педагогический персонал был далеко не идеальный. Жалование было маленькое, город прижимистый, и уроки добывались (не совсем чистой) хитростью: выставлялась двойка за четверть или наушничали богатеньким родителям о непонятливости ученика. Я никогда не угощал, не праздновал, сам никуда не ходил, и мне моего жалования хватало. Одевались мы просто, в сущности, очень бедно, но в заплатах не ходили и никогда не голодали. Другое дело мои товарищи. Это большей частью семинаристы, кончившие курсы и выдержавшие, кроме того, особый экзамен на учителя. Им не хотелось поступать в попы. Они привыкли к лучшей жизни, к гостям, праздникам, суете и выпивке. Им не хватало жалования. Брали взятки, продавали учительские дипломы сельским учителям. Я ничего не знал по своей глухоте и никакого участия в этих вакханалиях не принимал. Но всё же по мере возможности препятствовал нечестным поступкам. Сам я всегда отказывался от уроков со своими учениками, а другие (чужие) редко попадались» (речь идёт о дополнительных платных занятиях с отстающими учениками).


К.Э. Циолковский (во втором ряду второй слева) среди преподавателей Калужского училища. 1895 г.

К. Э. Циолковский (во втором ряду второй слева) среди преподавателей Калужского училища. 1895 г.
«Несмотря на глухоту, мне нравилось учительство. Большую часть времени мы отдавали решению задач. Это лучше возбуждало мозги и самодеятельность, и не так было для детей скучно. С учениками старшего класса летом катались на моей большой лодке, купались и практиковались в геометрии. Я своими руками сделал две жестяных астролябии и другие приборы. С ними мы и ездили.

Я показывал, как снимать планы, определять величину и форму недоступных предметов и местностей и обратно, по плану местности, восстанавливать её в натуре в любом пустом поле. Впрочем, больше было весёлости и шалостей, чем дела… Летом я ещё нашёл другую забаву для учеников. Сделал огромный шар из бумаги. Спирту не было. Поэтому внизу шара была сетка из тонкой проволоки, на которую я клал несколько горящих лучинок. Монгольфьер, имеющий иногда причудливую форму, подымался, насколько позволяла привязанная к нему нитка. Но однажды нитка нечаянно внизу перегорела, и шар мой умчался в город, роняя искры и горящую лучину. Попал на крышу к сапожнику. Сапожник заарестовал шар. Хотел привлечь меня к ответственности. Потом смотритель моего училища рассказывал, что я пустил шар, который упал на дом и со страшной силой разорвался. Так из мухи делают слона. Потом уже я свой монгольфьер только подогревал, огонь же устранял, и он летел без огня. Поэтому скоро опускался. Ребята гнались за ним и приносили обратно, чтобы снова пустить в воздух».

Проработав в Боровске 12 лет, в 1892 году Циолковский был переведён в губернский город Калугу по представлению директора народных училищ губернии «как один из способнейших и усерднейших преподавателей». Здесь было больше возможностей для научной деятельности, постепенно улучшилось и материальное положение семьи. Работал сначала в уездном училище по адресу Воскресенская, 12, а впоследствии в Калужском епархиальном женском училище и в советское время в 6-й единой трудовой школе 2-й ступени, то есть в средних учебных заведениях. Преподавал недолго и в Калужском Романовском высшем начальном училище, а также в Калужском казенном реальном училище. Пришлось давать уроки арифметики, геометрии, а позже алгебры, физики, химии и космографии. Реальное училище располагалось в Воскресенском переулке, 4. Высшее начальное училище – по нынешней улице Луначарского, 1 (ранее улица Никольская). Школа № 6 находилась на улице, которая называлась Малой Садовой, а сегодня носит имя академика Королёва, д. № 14.


К.Э. Циолковский (крайний справа) среди преподавателей Калужского епархиального женского училища. 1914 г.

Девятнадцать лет Константин Эдуардович преподавал в Калужском епархиальном женском училище, с 1899 по 1918 год. Четырёхэтажное здание училища из красного кирпича стояло на Богоявленской улице, ныне улица Кутузова, 22. Училище нравилось Циолковскому, там была строгая дисциплина, да и работал он теперь со взрослыми девушками.

В первый класс этого закрытого учебного заведения поступали 10-11-летние девочки, в основном из семей духовного сословия, выдержавшие экзамены за среднюю школу. Калужанок называли «приходящими», девочки из уездов жили на полном пансионе, как и дети-сироты. За соблюдением режима в каждом классе наблюдала классная дама. Под её надзором вставали рано утром, отправлялись классом сначала на утреннюю молитву, затем в столовую на чаепитие. Во время обеда она следила за тем, чтобы всё было съедено, на уроках наблюдала за дисциплиной, находясь в классе. Классная дама сидела сзади, обычно с вязанием в руках. Но бывало так, что на уроках Константина Эдуардовича вязание не подвигалось. Взрослые, так же, как и дети, увлекались опытами по физике, которые демонстрировал этот необыкновенный человек.

Можно представить себе быт этого чинного учебного заведения на рубеже веков. Девушки носили форменные тёмно-зелёные шерстяные платья с большими белыми воротниками, в будние дни полагался чёрный фартук, в праздничные белый. Во время храмовых праздников тщательно украшали маленькую домашнюю церковь, шли на службу парами. Со стороны казалось, что двигаются зелёно-бело-розовые гирлянды. Темнели форменные платья, белели фартуки и ленты в волосах, розовели от волнения лица. В такие дни после обедни пили чай в столовой с громадными пирогами, начинёнными рыбой и рисом. Девушки чувствовали, что переходят из младшего возраста в более старший по окончании четвёртого класса. В этом возрасте появлялись некоторые льготы. Можно было выходить в город одним, без воспитательниц, посещать лавки, зубного врача, забежать к портнихе, в парикмахерской слегка завить волосы, о чём маленькие только мечтали. Для старших устраивались вечеринки, пикники и балы, где можно было танцевать с преподавателями. Оживление наступало накануне каникул и в воскресные дни, когда в швейцарской появлялись родители пансионерок. Особенно радостно отмечали Рождество и Пасху.

Вот в таком учебном заведении, где легко было преподавать, но не очень легко заинтересовать своими предметами, оказался Константин Эдуардович. Наверное, требовалось его особое мастерство учителя, особое умение, чтобы приблизить математические формулы и физические законы к кругу интересов этих девочек. О том, что это действительно удавалось, свидетельствуют многочисленные воспоминания бывших «епархиалок», которые кропотливо собирали сотрудники Государственного музея истории космонавтики. Воспоминания создавались многие годы спустя, иногда через 50 – 60 лет, однако они полны такой искренности, таких мелких подробностей, которые невозможно было сочинить или прочитать в книгах. У многих остались яркие воспоминания о самой первой встрече. «Запомните, я буду при ответах урока всегда ставить перед вами вопросы: зачем, почему, какие причины тому или другому явлению? Потом сказал: «Ну, желаю счастья вашему рассудку». Для детей самым главным было, добрый учитель или нет. По глазам Константина Эдуардовича они в первые же минуты знакомства видели, что перед ними человек чрезвычайной доброты.

Разумеется, случались и двойки, и слёзы. Если урок не был выучен, Циолковский мог сказать: «Пошла, ни бельмеса не знаешь». Вспоминал, что слабые ответы расстраивали его нервы. Ученица Циолковского Е.М. Любимова вспоминала по этому поводу: «При слабой успеваемости он принимал особый метод: он прикреплял к одной из лучших учениц отстающую и давал наказ повторять с нею зады, объяснить всё, что она не понимает, и подготовить к хорошему ответу… за хороший ответ подшефной ученицы он ставил хороший балл репетитору.

В. П. Виноградова вспоминала один из опытов с монгольфьером: «Как сейчас помню его милую улыбку. Постоял у парты, задумался на секунду и быстро к столу, взялся за журнал, говоря: «Ну, давайте, давайте учиться». Смотрит в журнал и намерен вызвать ученицу, а тут шум, возгласы, он не мог разобрать и спрашивает впереди сидящих: «Чего-то расшумелись, как воробьи на мякине». Ученица отвечает: «Опыты просят показать». Слегка рассердился: «Вот всё бы вам опыты да опыты, а сколько ещё не спрошены, да тройки есть, их надо исправить» (мы почти все учились по его предметам на «четыре» и «пять»). После чего мы моментально затихали. Встаёт, берёт за руку одну ученицу – «пойдём скорее», а вторую быстро направляет за ключами от физических шкафов. Их было очень много и удивительно хорошо помню, в каком шкафу и на какой полке нужный прибор».

В тяжёлое время Гражданской войны, когда занимались крайне нерегулярно, учениц распускали по домам, потому что в здании училища располагался лазарет. Собирали их в конце учебного года перед экзаменами в помещении бывшего духовного мужского училища, располагавшегося рядом. Вспоминая 1916 год, ученицы писали, что занимались в холодном и тёмном классе, отвечали плохо. Константин Эдуардович рассердился и повысил голос: «Что у вас, барышни, мозги замёрзли». В октябрьские дни 1917 года все учебные заведения Калуги не занимались, только епархиальное училище не отступило от заведённого порядка. Но всеобщие перемены не могли не сказаться. Младшие классы распустили по домам, «уплотнили» старших, расселив в здании училища офицеров ударного батальона. В апреле 1918 года здания епархиального и духовного училищ были заняты под лазарет, пришлось заниматься и сдавать выпускные экзамены в здании на Золотарёвской улице. Последний выпуск состоялся в мае 1918 года, епархиальное училище было преобразовано, носило различные названия и, наконец, стало лицеем № 9 города Калуги. Гордостью его сегодня является музей К.Э. Циолковского.

Десятки учениц Константина Эдуардовича стали учителями. Не потому, что он оставил в их душе неизгладимый след, а потому, что такова была традиция самого училища. Седьмой выпускной класс был педагогическим. Но, став учителями, девушки стремились брать пример в своей работе именно с этого человека. Идеалом учителя Константин Эдуардович был для Серафимы Сергиевской, активно сотрудничавшей с Государственным музеем истории космонавтики и с музеем 9-й школы. Она прошла путь от учительницы начальной школы в Полоцке до завуча крупной школы Ленинграда. Проработав в школе 55 лет, стала заслуженным учителем РСФСР, кавалером ордена Трудового Красного Знамени и ордена Ленина. Была награждена медалью Ушинского. Становились учителями и дети самого Циолковского. Старшая дочь Любовь, средняя Мария, младшая Анна, сын Александр пошли по стопам отца.

Последним местом работы для учёного была 6-я трудовая советская школа второй ступени. На должность учителя он был избран в ноябре 1918 года. Несмотря на тяжёлое для всей страны время, у него остались хорошие воспоминания об этих последних годах службы. Нравились новые порядки, большая свобода, демократичность поведения. Да и сама школа находилась гораздо ближе к дому, что было немаловажно для пожилого человека, первоначально в здании бывшей Ковригинской богадельни, а затем в здании Пушкинского госпиталя. Но пришло время расстаться. 22 октября 1921 года Циолковский написал в заявлении: «Мой 64-летний возраст, хронический бронхит, грыжа, расстройство пищеварения, глухота и общая слабость заставляют меня оставить мои училищные занятия. Поэтому прошу считать меня освобождённым от всех моих служебных обязанностей с 1 ноября 1921 года». Помните смешное сокращение первых лет советской власти «шкраб»? Константин Эдуардович подписал своё заявление: «Школьный работник 6-й советской школы К. Циолковский».

За свой учительский труд он был награждён двумя царскими орденами, орденом Святого Станислава 3-й степени в 1906 г. и орденом Святой Анны 3-й степени в 1911 г.

В.И. Алексеева,
Государственный музей истории космонавтики им К.Э.Циолковского
Заведующая научно-просветительным отделом музея
Источник: gmik.ru

 

***

 

book2Вы ознакомились лишь с биографией Константина Эдуардовича Циолковского.

Хотите узнать больше? На нашем сайте в разделе «Научное наследие» вы найдете множество его статей, доступных как для онлайн-чтения, так и для бесплатной загрузки в формате PDF.

Приятного погружения в мир мыслей и идей великого ученого!